Кинжал Немезиды - Дмитрий Чайка

Мощная пила с крупными, хищными зубьями ходит вверх-вниз, распуская в длину сосновое бревно. Его срубили зимой в верховьях Педиеоса, а потом, увязанное в плот сплавили вниз, до самой запруды. Отроги Троодоса покрыты густым лесом, и его хватит надолго. А потом, когда склоны изрядно полысеют, я велю высадить его вновь. Так, как уже приказал сажать кедр в горах Угарита.

— Государь! — Анхер поклонился, сияя, как новая тетрадрахма. — Получилось у нас. Все по твоему слову сделали.

Огромное колесо провернулось, подняло рычаг, а потом опустило его, сделав пропил. За ним еще один, а потом еще… Заточенная пластина опускается и поднимается, пока два потных мужика подсовывают бревно под зубья пилы. Тут что-то не так…

— Анхер, — сморщил я лоб. — Нужно еще кое-что сделать.

— Слушаю, государь!

Кажется, он не на шутку расстроен. Смуглое лицо бесстрастно, но в глазах мечутся какие-то нездоровые всполохи. Он только что был безумно горд собой, а тут я…

— Твоя работа великолепна, — подсластил я пилюлю. — Но нужно добавить пил. Пусть их будет четыре или пять. Я хочу, чтобы бревно распускалось на доски за один проход. И доски должны быть разной толщины.

— О-о-о! — выдохнул он, а потом осторожно произнес. — Думаю, это возможно, государь. Если сделать раму помощнее… Несколько сменных рам… Тогда да.

— И еще, — вспомнил я. — Бревно должно само к пиле ехать.

— Но как? — растерянно посмотрел на меня он.

— Кривошип, — напомнил я ему. — Ты уже сделал ножной привод для прялки?

— Сделал, господин, — кивнул он. — В этом ничего сложного нет.

— Вот его и примени. А еще используй зубчатую рейку, — величественно изрек я и пошел дальше. А то вдруг он меня спросит что-то конкретное, а на этом мои познания в данном вопросе закончились. В голове у меня крутится слово «каретка», но вместо чего-то, связанного с техникой, возникает ассоциация с маленькой каретой. Той самой, из «Золушки», запряженной мышами.

Это уже третья запруда с мельничным колесом. Одна мелет зерно, вторая поднимает кузнечный молот, а эта вот пилит доски. Мне нужно будет поставить такую же во Фракии, и тогда Египет, вечно задыхающийся от дефицита леса, станет куда более податлив. Он сейчас, после стольких побед, находится на пике своего могущества. Урожаи пока хороши, да и толпы рабов-пришельцев попали в каменоломни и в храмы. Но с деревом у них все равно туго, и даже оккупация Ханаана не слишком сильно это меняет. Кедр растет высоко в Ливанских горах. Как ни крути, а доставить его в порт обойдется недешево. Да и вырубка его ведется хищнически. Все, что поближе к побережью, уже давно извели под корень, и лесорубы с каждым годом идут дальше и дальше, поднимаясь к самым снегам.

— Возвращаемся! — кивнул я охране, и мы развернули коней в сторону города. У меня еще куча дел.

— Государь! — наклонился к моему уху новый начальник охраны. — Госпожа Кассандра гонца прислала. В храм Великой Матери заявился какой-то оборванец. Он вцепился в статую богини и нипочем не хочет уходить. Мы бы кому-то другому накостыляли по шее и выгнали, но этого тронуть не можем. Он говорит, что находится под защитой твоей клятвы.

* * *

Феано стояла в храме Немезиды, гордо глядя в жутковатое лицо богини. Сейчас она не боялась ее. Не боялась совсем.

— Спасибо тебе, Приходящая в ночи, — сбивчиво произнесла она. — Месть свершилась, и я возвращаю перо из твоего крыла. Славься по всей земле, Дарующая справедливую месть.

— Ты исполнила волю богини, Феано, — из темноты храма вышла пожилая жрица в темном одеянии. — Она благосклонна к тебе. И ты сможешь один раз попросить ее помощи.

— Волю богини? — растерялась Феано. — Какую еще волю?

— Ты покарала отступницу, — снисходительно пояснила жрица, — ту, которая дала клятву верности Наказующей, и нарушила ее. Именно для этого тебе и был дарован этот кинжал. Ты услышала ее, и теперь богиня довольна тобой. Когда тебе станет так тяжело, что жизнь повиснет на волоске, Безымянный придет к тебе. Но он придет как друг и союзник. Он подаст тебе руку помощи. Только дай весть.

Глава 20

Год 4 от основания храма. Месяц седьмой, Дивийон, великому небу посвященный и повороту к зиме светила небесного. Время убывающей луны. Энгоми.

Огромная статуя Великой Матери подавляет с непривычки любого, и даже меня пробирает до мурашек. Мраморная женщина, спокойно сложившая руки на коленях, смотрит на входящих без намека на улыбку и теплоту. Это же богиня, которая должна внушать трепет. И честное слово, она его внушает. Стены храма уже оштукатурены и даже частично расписаны. Впрочем, Анхер, увидев тот небольшой кусок, что закончили художники, все забраковал. Он назвал их всех ничтожными фенху, руки которых произрастают из зада, и приказал известку сбить. Художники едва не линчевали египтянина, но, увидев барельеф его работы, пригорюнились и смирились с противоестественной компоновкой собственного организма. Творческие люди сошлись на том, что стены украсят камнерезы, выбив там узоры, а вот купол, когда его закончат, распишут они. Высекать барельефы на такой поверхности Анхер не умеет.

Впрочем, я здесь не затем, чтобы любоваться готовой наполовину работой своих мастеров. Храм перекрыт моей охраной, а передо мной стоит на коленях тот, кто чудом избежал лютой смерти. И с этим мне надо что-то делать.

Отчаянной смелостью или отчаянной же глупостью нужно обладать, чтобы прийти прямо к тому, кого едва не убил. Особенно если этот кто-то царь царей, а ты беглый оборванец, ненавидимый всеми на свете, даже своими друзьями и родней. И не просто прийти, а попросить службы. Или это не смелость, а точный расчет, и тогда этот человек — бриллиант в пыли, которым не стоит разбрасываться. Он же изрядный хитрец, да и актер неплохой. Мне ли не знать.

— А ведь я и впрямь его тронуть не могу, — растерянно повернулся я к Кассандре, которая с любопытством разглядывала Хепу, смиренно стоявшего на коленях в пяти шагах от нас.

— Он мне нравится, государь, — сказала она вдруг. — Наглец редкостный. Если он и впрямь так хорош, что заманил тебя