Кинжал Немезиды - Дмитрий Чайка
— Готов ли ты, лукканец Хепа, — повернулась она к нему, — отдать свою душу богине Немезиде? Готов ли ты раствориться в ней так, что даже имени своего лишишься навечно?
— Лишиться имени — это самая большая моя мечта, великая госпожа, — оскалил он щербатый рот. — Хепа — это имя беглеца, судьба которого корчиться на колу. Я откажусь от него с великой радостью.
— Тогда у тебя его больше нет, потому что Хепа умер, — кивнула Кассандра. — Иди к храму Наказующей, человек. Скажешь жрице, что это я тебя прислала.
— Но кем мне назваться, госпожа? — удивленно спросил ее Хепа.
— Безымянный, — ответила Кассандра. — Теперь тебя зовут Безымянный. Ты станешь послушником в храме Той, кто дарует праведную месть. И если твоя служба богине будет усердна, то ты сможешь стать ее жрецом.
— Спасибо, великие, — Хепа ткнулся лбом в каменные плиты пола. — Я не подведу.
— Вот ведь хам трамвайный, — не выдержал я, и Кассандра, услышав новое слово, удивленно повернулась ко мне.
— Сын собаки, заеденной насмерть блохами, — тут же поправился я. — Но до чего отчаянный малый, удивительно даже.
— Проверим его в деле, — пожала пухлыми плечами Кассандра.
Храм почти что закончен, и это неслыханные темпы по нашему времени. А все потому, что краны, а не люди поднимают на высоту грузы, да и заливка бетона в формы сильно ускорила создание невиданного в нашем мире купола. Храм получился не слишком большой, он куда меньше, чем римский Пантеон, и уж точно не идет ни в какое сравнение со святой Софией. Но для наших широт это строение грандиозное, равных себе не имеющее. Все эти местечковые богини Анат, Аштарт, Кадешут, Баалат Гебал и прочие нервно курят в сторонке, не имея возможности подтвердить свой статус ничем подобным.
— Начинайте проповедь, — повернулся я к свояченице. — Пусть жрицы говорят, что остальные женские божества — это лишь проявления Великой Матери. Они частичка ее духа, а не самостоятельные сущности. И что ханаанская Ашера, мать богов — это она и есть.
— Соседним царям это может не понравиться, государь, — прищурилась Кассандра. — Они подумают, что ты на их власть покушаешься. Если ты своих богов ставишь выше их собственных, то значит, и твоя власть выше, чем их собственная.
— Так оно и есть, — кивнул я. — Тирцы своего Мелькарта почитают. Сидонцы — Эшмуна. Ну так пусть им подобные храмы и построят. Их купцы ведь бывают в Энгоми. Они в храм Посейдона заходят, просят удачи и при этом называют его Ям. А потому идут в храм Тархунта и именуют его Баал-Хаддад. Ахейцы называют его Диво, а хурриты — Тешуб. И ничего, всем очень удобно.
— Хорошо, — кивнула Кассандра. — Скоро глашатай на ступенях храма встанет. Он будет новости людям сообщать. Я хочу на это посмотреть.
— Пойдем, — кивнул я, и мы подошли к выходу, стараясь не спугнуть людей, что начали собираться вокруг горластого мужика с бронзовой бляхой на шее, знаком царского писца.
— Слушайте, люди, и не говорите, что не слышали! — густым, зычным басом выкрикнул тот, покрывая мощью своего голоса немалую площадь у храма.
— Через три дня, в полдень, на ипподроме состоится торжественное бракосочетание госпожи Феано и благородного эвпатрида Тимофея, сына Милона! После церемонии будут скачки, пляски храмовых танцовщиц и состязание аэдов. Государь наш, всемилостивый ванакс Эней щедро наградит того из них, кто лучше исполнит песнь о великой любви, не знающей преград. И остальных он наградит тоже! Не думали же вы, что наш царь скряга! А вот и нет! Всем пришедшим от щедрот государя нашего дадут лепешку и чашу вина. Только чаши свои приносите! На царской кухне столько посуды нет!
Люди понемногу обступали глашатая, а я в сердцах произнес.
— Эх! Нужно было ему возвышение какое-то сделать.
— Я распоряжусь, — кивнула Кассандра. — Мрамор остался, мастера вытешут.
— Госпожа Феано сообщает всем добрым жителям Энгоми, города великого и славного, — продолжил надрываться глашатай, — что она исполнила священную клятву, данную у храма Великой Матери. Сердце злобной колдуньи Поликсо будет сожжено в жертвеннике аккурат между скачками и танцами жриц богини! Не пропустите!
— Оно не протухло там еще? — поморщился я.
— Высушили, закоптили и залили медом, — покачала головой Кассандра. — До праздника доживет точно.
— Из Дома Просвещения сообщают! — заорал глашатай, когда немного отдышался. — Школа писцов открывает набор с первого дня месяца, богу Дивонусу посвященного! Возьмут на полное содержание полсотни отроков, не старше двенадцати лет! Господа наставники только самых понятливых примут. Остальные, кто разумением окажется слаб, сможет пойти на платное обучение. Две драхмы в месяц! Без еды! Еда своя! Своя, поняли? Никто их там кормить не станет! Не думайте даже!
Дом, так по примеру Египта у меня называются прообразы министерств. Они пока что крошечные, состоящие из двух-трех человек. Больше мне не нужно, да и не по карману такую толпу чиновников содержать.
— Купеческая гильдия извещает! — вновь заорал глашатай. — В караван почтенного тамкара Уззу-Баала требуется стража. Идут в ливийские земли, сроком на полгода! Оплата — пять драхм в месяц, еда хозяйская, оружие свое! Боевые отдельно! Если добыча случится, то раздел по обычаю! Доля убитого пойдет его семье!
О! Платные объявления пошли. Я своим глашатаям денег не плачу, они у меня на подножном корме. Их уже пять человек, и они не стоят мне ни обола, зато новости разносят исправно, не хуже иной газеты.
— Дом продовольствия сообщает! — не унимался глашатай. — На осеннюю путину требуются люди. Вахта сроком на месяц! Остров Парос! Еда хозяйская, трижды в день! Палками почти не бьют! Только если работаешь плохо! Оплата обычная! Две драхмы и соленой рыбы столько, сколько пронесешь сотню шагов не упав.
Да, это у нас отдельный аттракцион. Весь порт сбегается смотреть, как бедолаги тащат на горбу груз соленого тунца. Почему-то здесь такие условия считают справедливыми. Мол, кто сильнее, тот и работал лучше. Я в это не вмешиваюсь. Их самих устраивает, и ладно. На вахту у меня едут окрестные крестьяне прямо перед осенней посевной. Раньше они просто в носу ковыряли, а теперь какой-никакой, а приработок имеют.
— Продается осел! Трехлетка! —
