Патриот. Смута. Том 4 - Евгений Колдаев

Один прогудел как-то нервно.

— Воевода, мы это… Нам приказали атамана сопроводить… Мы и, это… — Он сбился, смешался, закашлялся. — Мы сюда пришли, значит… А здесь эти…

Он махнул на Чершеньских.

— Не пущают… Мы не понимаем, чем прогневали… Чем воевода?

— В сторону, боец. — Произнес холодно. — Атаман твой предатель. Убить меня хотел и гостя моего. Хотя, клятву, как и вы все давал.

Люди доселе все еще верные своему лидеру, уставились на него. И почти сразу все, кроме одного отошли на несколько шагов. Все тот же казак проговорил сбивчиво.

— Мы это, воевода… Мы не… Атаман он наш… Но коли так… Мы за тебя, за… Мы же клятву того, этого. Мы не знали.

— Полно. — Я поднял руку. Обратился к атаману, замершему вблизи мостков. — Давай, кайся перед братами своими. Зачем их подставить хотел. На предательство повел.

— Все равно в петле висеть. — Процедил он. — Что же ты за черт, Игорь Васильевич Данилов. Как все знаешь, как понимаешь.

Слышалось в голосе его злость и сокрушенность.

Справедливости ради твоя задумка была ну совсем какая-то примитивная. Людей жалко. Это да. Ты пятерых на разбой и предательство подбил. В тереме трое, с конем один и здесь еще один.

Да еще и стрелец погиб по твоему умыслу и один ранен. Но вроде не сильно. Нижегородцу тоже досталось, но жить будет. Надеюсь.

Уже после боя потери у нас. Что за дурость.

— Атаман, смерть разная бывает. — Проговорил я спокойно, вытаскивая саблю. — Можно просто в петле, как холоп. Можно как воин от клинка острого. А можно и между лошадями растянуть или между соснами.

Не хотел я пытать этого человека, но узнать, почему он затеял это, было нужно. Может, кто-то еще вовлечен в эту авантюру.

— Пугаешь. — Процедил он зло сквозь зубы. Озирался, смотрел, куда бы убегать, но выхода не было.

— Нет. Говори как есть. Я уже тебя пять раз убить мог. Понять хочу, чем тебе нижегородец насолил. — Выкрикнул резко. — Говори!

Глава 3

Окруженный атаман полковых казаков оскалился, ощерился как волк и закричал:

— Миничь этот… Тварь он! Торгаш! В Нижнем Новгороде мясом торгует. Стада у него и деньги. Наемников собрал и…

Сбился, злость так бушевала в нем, что даже говорить не мог, ярился. Я воспользовался заминкой, ответил.

— Так, эти наемники русские люди, они ляхов бьют. Как я слышал. Да и какие они наемники, наши служилые, на жаловании у него.

Глаза атамана вращались, злость переполняла этого человека. Вот-вот и кинется в драку. Безысходность сводила с ума.

— Отца он у меня убил. Понимаешь! Воевода! Понимаешь! — Выкрикнул атаман. — А еще! Казна у тебя. Казна! Знаю я! Вот и сошлось все. И его, и тебя порешить и жить, как прежде!

Казак рассмеялся злобно, хрипло, будто кашлял. Чуть не задохнулся, захрипел, продолжил после краткой паузы, выхватывая клинок.

— А татары ушли! Отсидимся тут, в Воронеже. — Махнул клинком, зажатым в руке. — На север зовешь! Да⁈ Ходил я под Иваном Болотниковым. И что? Толку! Отец за ляхами пошел и тоже… — Загудел, завыл, будто волк. — Ууу… Я жив, а он нет! Ведешь нас, гад! На убой. Москаль! Гад!

— Я русский воин. — Двинулся на него не спеша. — Я вас против татар вел и победил. А ты! — Начал чеканить слова. — Трус! Лжец! Вор! Убийца! Бросай оружие, сабли скрестить с тобой негоже. Предатель ты, а не боец.

— Я за тебя бился! Я на холме дымом дышал! Чуть не издох! А ты, что ты⁈ Что дворянчики твои? Пока мы там, что они?

— В бою все равны! — Каждое слово выделил я четко.

Был уже близко, чтобы резко дернуться вперед, сократить дистанцию и нанести удар. Резко он кинулся вперед. Хотел рубануть, но я ждал чего-то такого. Ушел с линии быстрым и плавным движением. Секущим ударом с силой атаковал сбоку. Свистнул воздух, клинок обагрился кровью. Она полилась на землю.

Кончиком острой стали я рассек атаману горло слева. Он начал хрипеть, заваливаться.

— А. Ааа! — Заорал его напарник, что стоял ко мне вполоборота. Он контролировал пристань, ожидал удара оттуда или выстрела от казаков и охраны, замерших на сходнях.

Рванулся к воде.

Шаг, два, три.

Громкий бабах и клубы дыма, резкий кислый запах. Василий Чершенский оказался хорош в деле с пистолетами. Парень, который собирался уже прыгать покачнулся, вскинул руки. На спине его расплывалось багряное пятно. Он рухнул в болотную жижу близ сходен.

Я покачал головой, вздохнул, начал протирать клинок. Смотрел на валяющегося у ног атамана полковых воронежских казаков. Теперь нового ставить или выбирать им самим дать. Здесь подумать надо.

Васька крякнул, прям как утка, сплюнул.

— Собаке песья смерть. — Хохотнул. — Клятву дал, клятву взял. — Сморщился, скривился. — У нас так не принято, у казаков. Честь нашу вольную, людей свободных он опозорил, браты. Хоть и не донец он, а служилый по прибору. Противно. — Он сморщился еще сильнее, отвернулся и тут же пустился в пляс. — Надурили казака на четыре пирожка, думал он про пятый, но остался с лаптем.

Странная версия русской поговорки про обман. Но, сам говорящий уже давно зарекомендовал себя, как чудак и шут.

— Нового атамана выбирать теперь. — Проворчал Тренко. — Недовольны казаки будут убийством.

— Надо еще прочих заговорщиков повесить.

— Надо. — Проговорил, вздыхая Григорий.

Неудачная и плохо организованная попытка моего убийства и саботажа провалилась, почти не начавшись. Червешнские, поняв, что все закончилось, двинулись к себе в лагерь, а мы стали подниматься на холм. Полковые воронежские казаки, поглядывая на нас, подняли тела атамана и товарища. Понесли их к своему лагерю.

Перечить не стал. Хоть и предатель, но все же командовал он ими, да и бились они вместе. Пусть похоронят, как обычай их того требует.

Мы отрядом быстро поднялись. Здесь уже Ванька ко мне подбежал, вел под уздцы коня.

— Хоязин, хозяин! Я нашел! Я проверил, хоязин. — Тараторил Ванька.

Глаза его говорил, что он действительно что-то обнаружил. Человек, приведенный Яковом, доставил схваченного злоумышленника к оставшимся