Кубинец - Алексей Викторович Вязовский
Я нашел Сантьяго под навесом. Он сидел на корточках, сосредоточенно затачивая мачете на плоском камне. Металлический скрежет разносился по округе, смешиваясь с шумом лагеря. Его лицо было серьезным, что уже необычно для Яго, который обычно фонтанировал шутками и анекдотами. Увидев меня, он лишь коротко кивнул и продолжил работу.
— Что-то случилось? — спросил я, присаживаясь рядом на небольшой ящик.
Сантьяго отложил мачете, провел пальцем по лезвию, проверяя остроту. Затем поднял на меня свои проницательные, чуть насмешливые глаза.
— Случилось, Луис, — ответил он, его голос был низким, почти шепотом. — Большие люди приехали. И большие дела решаются.
Я напрягся. «Большие люди» — это всегда тревожно. Особенно когда они прибывают в военный лагерь глубоко в горах.
— Какие люди? — спросил я, стараясь говорить как можно более небрежно.
Сантьяго лишь пожал плечами.
— Придут — увидишь. А пока… Принеси воды, если не трудно, надо камень полить
Спустя где-то час народ начал стекаться к штабной палатке.
Мы тоже встали и пошли. В лагере было скучно, любые новые люди привлекали внимание. Возле нее, на открытом пространстве, обычно заставленном джипами и грузовиками, паслось несколько лошадок. Рядом с ними, чуть в стороне, стояла небольшая группа людей. Их было четверо. Все в военной форме армии Батисты. Один, судя по погонам, целый полковник. Даже если бы они были в гражданском — выдавала выправка. Но даже стой они в расслабленных позах, приехавшие держались так, как умеют только кадровые военные. Прямые спины, уверенные движения, цепкие, оценивающие взгляды. В их глазах читалась та же самая смесь высокомерия и усталости, что я видел у офицеров БРАКО на улицах Гаваны.
— Кто это? — прошептал я Сантьяго.
Он лишь неопределенно махнул рукой.
— Армейцы, — сказал он, понизив голос до едва слышного шепота, — Хотят договариваться с нами о зонах влияния
— Не опасно их в лагерь привозить?
— Уже нет. Поверь мне — Батисте недолго осталось. Уже никто не хочет за него воевать. Поднялась вся Куба. Ну им еще глаза завязали, перед тем, как сюда доставить.
Мы подошли ближе к штабной палатке. Возле входа стояли двое повстанцев с автоматами, их лица были напряжены. Они не пускали никого внутрь. Сначала в палатку быстро прошел Борода. Потом «Аргентинец». Собирается вся верхушка.
Мы отошли к толпе партизан, я услышал обрывки фраз. Они говорили о «перемирии», о «зонах контроля», о «гарантиях безопасности». Слова были общими, но их смысл был предельно ясен. Это были переговоры. Переговоры между повстанцами и представителями правительства Батисты. Или армейского руководства, что не одно и то же. Долго они не продлились. Спустя час военные с невозмутимыми лицами вышли из палатки. Им опять завязали глаза, помогли сесть на лошадей. «Аргентинец» лично повез их прочь в сопровождении семерых повстанцев.
Народ разошелся, а я остался сидеть в тени кустика. И невольно стал свидетелем, как их палатки вышли покурить Фидель с Бородой. Команданте раскурил сигару, выпустил густое облако дыма, а затем повернулся к Мануэлю.
— Ну, что, — произнес он, его голос был тихим, — как ты думаешь, они клюнули?
— Не знаю, шеф, — пожал плечами Борода. — Надеюсь. Иногда приходится отпускать одну небольшую рыбу, чтобы вся рыбалка оказалась успешной.
Я, слушавший этот разговор, усмехнулся. Политика! Что эти вояки пообещали Фиделю? И что взамен получили?
* * *
На следующее утро я проснулся раньше обычного, ещё до того, как солнечные лучи пробились сквозь плотно закрытый полог палатки. Воздух был свежим и прохладным, напоенным запахом утренней росы и далёкого дыма от костров. Я быстро оделся, натянул свои поношенные брюки и рубашку, которые, кажется, навсегда пропитались запахом лагерной жизни. Не успел я толком привести себя в порядок, как в землянке появился Сантьяго.
— Собирайся, Луис, — сказал он, его голос был бодрым, как всегда. — Красная Борода тебя ждет.
Голому собраться — только подпоясаться. Я поспешно последовал за ним. Мы вышли из землянки и направились к тому самому джипу, который стоял у штабной палатки. У него уже сидел Пиньейро, в своей привычной рубашке хаки, с сигарой в зубах. Он кивнул мне, и я забрался на пассажирское сиденье. Сантьяго исчез где-то в лагере, я не стал спрашивать, куда.
— Доброе утро, Луис, — произнес Красная Борода, его голос был спокойным и уверенным. — Сегодня у нас с тобой важная поездка.
— Куда, сеньор? — спросил я, принюхиваясь к запаху кухни. Неужели останусь без завтрака?
— В Баямо, — ответил он, усмехнувшись. — И у меня для тебя есть сюрприз. Очень приятный.
Он подмигнул мне, и в его глазах блеснуло озорство. Я внутренне напрягся. Сюрпризы от Красной Бороды могли быть самыми разными и я не мог придумать ни одного, который был бы приятным.
— И что это? — не удержался я.
Пиньейро лишь покачал головой.
— Сюрпризы не рассказывают, Луис. Их показывают. Сам всё увидишь. Но могу сказать одно — ты будешь очень доволен.
Он завел машину, и джип, чихнув, ожил. Мотор зарычал, и мы медленно двинулись по пыльной дороге. Я оглянулся на лагерь. Десятки повстанцев уже собирались, сворачивая палатки. Повсюду сновали грузовики, загруженные припасами и людьми. Казалось, весь лагерь пришел в движение. Кому-то в Гаване тоже можно ожидать сюрприза.
— Мы переезжаем? — спросил я.
Красная Борода кивнул.
— Да. Весь лагерь переезжает в Баямо. Город наш. Вчера жители восстали, выгнали администрацию Батисты.
Я удивлённо поднял брови. Баямо. Неделю назад, когда мы проезжали его с Сантьяго, он был ещё под контролем правительственных войск. Теперь он «наш». Это означало, что революция продвигается вперёд, что победа, которую предрекал Яго, становится всё ближе.
Дорога до Баямо оказалась на удивление короткой. Мы ехали по довольно приличной грунтовке, петляющей между невысокими холмами, поросшими густым лесом. Джип, несмотря на свои почтенные годы, резво бежал по дороге, обгоняя редкие телеги и грузовики. По пути нам попадались небольшие группы повстанцев, идущих пешком или на лошадях, их лица были радостными, они махали нам, что-то кричали. Я чувствовал, как в воздухе витает атмосфера эйфории. Похоже наш лагерь не был единственным.
В какой-то момент, когда мы проехали мимо небольшой, но довольно глубокой реки, через которую был переброшен старый, деревянный мост, я вдруг понял. Сантьяго, наш проводник,
