Военный инженер товарища Сталина 3 - Анджей Б.

Гранин бросился к штурману. Я проводил его бестолковым взглядом, только сейчас возвращаясь в реальность.
— Что за хрень? — дергал Борька рукав, приводя меня в чувство. — Слышь, лишенец? Тебя опять садануло?
Подскочил к креслу Павел Данилович. Стал объяснять. Из его бурного потока взволнованных фраз я понял, что самолет изменил курс. Без пилотов. Управление вышло из-под контроля. Машина сама по себе развернулась и, не слушаясь рулей управления, повернула назад.
— Куда? — прохрипел я, тряся головой. Постепенно призрачный мир уступал место царящей вокруг суматохе. Перед глазами плыло, но мозг уже получал информацию. — Как так, машина сама повернула назад?
— А вот так! — вытаращил глаза Борька. — Не знаю, что там с твоей, как там ее… модуляцией, едрит ее в пень! Но нас тянет назад каким-то магнитом!
— Да куда назад-то? — в свою очередь выпучил я глаза.
— В Берлин! — заорал Борька в самое ухо. — Не врубился? Зуб даю, в натуре. Самолет повернул к Берлину! Сам, ё-моё! Сам! Без участия летчиков!
Гранин снова был у кабины. Кто-то что-то кричал. Ревели натужные двигатели. Корпус швыряло из стороны в сторону. За иллюминаторами вспыхивали зигзаги молний. Бушевали магнитные поля. Радист сорвал голос, пытаясь связаться с наземными службами. Башня диспетчеров перестала выходить в эфир. Самолет окутало плотное облако, словно обволокло непроницаемой внешней границей. Теперь машина неслась внутри какого-то кокона.
Дальше шло как в тумане. Турбулентные вихри подхватили фюзеляж, бросили между двумя пространствами, перенеся корпус самолета сразу на сотни и сотни километров вперед. Это было похоже на бешеную пляску двух измерений, вступивших в контакт. Салон на глазах расплывался, превращаясь в вытянутую каплю чего-то бесформенного. Время помчалось вскачь, обгоняя само себя как в ускоренной киносъемке. Пилоты не в состоянии были управлять приборной доской. Как потом мне сказали, машина пронзила пространство за долю секунды. БАЦ! — и мы уже в пределах Берлина. ЩЕЛЧОК! — и мы пролетели назад пол Европы. ХЛОПОК! — и самолет совершает посадку на автопилоте. Где? Ну, конечно, на той же взлетной полосе, с которой взлетали!
Объяснение случившемуся придет позже, когда ученые-аналитики разберут этот феномен по полочкам. Как выяснится спустя несколько дней, машина исчезнет с радаров наземных служб Минска, и затем тут же появится на радарах башни диспетчеров под Берлином. На прокол пространства уйдут секунды, а расстояние между двумя точками будет исчисляться тысячами километров. «Прокол измерений» — так назовут впоследствии этот необъяснимый феномен. А пока, приземлившись, все мы, в том числе экипаж самолета, были полностью сбиты с толку. Шасси коснулись земли сами собой. Впавшие в ступор пилоты лишь беспомощно следили за манипуляциями крылатой машины. Завернув на запасную дорожку, самолет остановился. Двигатели заглохли. Плотный кокон, окутывающий самолет во время посадки, растворился в морозном воздухе. Часы показали, что с момент прошлого взлета не прошло и пяти секунд. Напуганные, ошеломленные, мы провожали взглядом штабную машину, доставившую нас на аэродром больше суток назад. Помнится, высадив нас, водитель спешил в тот момент к стенам Рейхстага.
Как лунатики, один за другим, мы ступили на землю. Я, Гранин, Борька. Остальные остались внутри салона, выяснять причину выхода из строя приборной доски. Как лунатики, как безвольные манекены, мы прошли назад, к башне диспетчеров. Навстречу уже выбегали ничего непонимающие операторы. Далеко, в черте города, по-прежнему грохотало взрывами: наши войска штурмовали Рейхстаг.
— Вот те нате, болт в томате! — просипел Борька, натужно выдавливая из себя скопившийся ужас беспилотной посадки. — Сколько на твоих, Данилыч? — указал рукой на часы.
— А? — майор только начинал приходить в себя. Бросил взгляд на стрелки. Потряс рукой. Поднес к глазам:
— Ты знаешь, а мне показалось, они шли в обратном направлении.
— Не тебе одному, — бросив взгляд на меня, констатировал младший боец. — Когда самолет повернул назад и нас начало всасывать каким-то магнитом, мои часы тоже сдурели. Секундная стрелка вращалась назад.
— А сейчас?
— А сейчас стоят.
— Мои тоже.
К нам уже подбегали. Что случилось дальше — совершенно не помню. Замелькали какие-то лица. Накрыли плечи одеялом. Куда-то повели, взяв под руки. Снова пустота. Провалы в памяти. Нирвана. Ноль в квадрате. Потом мелькнуло какое-то лицо, показавшееся до боли знакомым. Снова Борька, что-то орущий в ухо. Головная боль. Кружение. Тошнота. Свистопляска. Радужные круги внутри черепной коробки. Организм пытался навести порядок в воспаленном разуме, но все чередовалось с такой лихорадочной скоростью, что мысль не успевала улавливать информацию.
Занавес.
А незадолго до этого…
* * *
Игорь, пилот авиации, проснувшись утром 28 января от первых взрывов штурма Рейхстага, сразу почувствовал, что его тянет наружу, во двор, какая-то неумолимая сила. Спавшие рядом солдаты уже покинули руины домов, вливаясь в сплошные потоки наступающих войск. Танки, орудия, пехота, саперы, артиллерийские части — вся масса сразу трех армий была брошена на приступ Имперской канцелярии. Казалось бы, и ему, отставшему от своей части летчику, прежде всего, необходимо туда. Но старшего лейтенанта влекло назад непонятным магнитом. В сознании пульсировал внутренний голос:
Запасной аэродром под Берлином. Время контакта 23 часа 50 минут.
Интересно, — мелькнуло в мозгу. — Как поведет себя барокамера при соприкосновении двух световых маркеров? И как вообще поведут себя два противоположных измерения, вступая в контакт?
Бросил взгляд на часы. Доложил командиру пехоты, что отправляется на запасную взлетную полосу. Мол, там должны находиться его сослуживцы.
Вся плотная масса трех армий двигалась по руинам Берлина в одном направлении. К стенам Рейхстага. Летчик пробирался в противоположную сторону. Два раза его накрывала непонятная нега. Сознание, будто проваливалось. Иногда он терялся, иногда уплывал разумом куда-то в чужие миры. К исходу вечера, под громогласные крики «Ура!», когда войска взяли рейхсканцелярию, Игорю удалось добраться до пригородов. Наведя справки у советских солдат и жителей города, минуя заставы и развалины освобожденных кварталов, он вышел к окраине. Дальше доехал полуторкой.
— Вон, твой аэродром, командир! — крикнул водитель из кабины. — Дальше пешком, уж прости. Меня ждут под Рейхстагом.
Машина скрылась из виду. И тут…
Началось…
Летчика окутал прозрачный туман. Впереди маячили ангары взлетной полосы. За деревьями возвышалась башня диспетчеров. Несколько боевых самолетов со звездами на фюзеляжах ждали команды на вылет. Чья-то неотвратимая сила влекла его вперед и вперед. Уже потемнело, загорелись огни рядом стоящих строений, когда он в небе увидел едва различимую точку. Сердце бешено заколотилось, помутился рассудок.