Воронцов. Перезагрузка. Книга 6 - Ник Тарасов

Машенька приподнялась на локте, сделала несколько глотков и хотела было встать с постели.
— Лежи, лежи, — я мягко придержал её за плечи, возвращая в лежачее положение. В её глазах мелькнуло что-то похожее на протест, но сил спорить у неё явно не было.
— Мне уже хорошо, Егорушка, — пробормотала она, пытаясь улыбнуться, но улыбка вышла слабой и неуверенной.
— Ты мне скажи такое, — начал я, присаживаясь на край кровати и внимательно вглядываясь в её лицо, всё ещё бледное, но уже с проступившим лёгким румянцем. — Что ты сегодня кушала?
Машенька задумалась, её тонкие брови сошлись на переносице, словно она решала сложную задачу. А потом на её лице появилось виноватое выражение, и она захлопала глазками.
— Ой, Егорушка, — произнесла она почти шёпотом, — а ничего… С утра не хотелось…
Я почувствовал, как внутри поднимается волна тревоги, смешанной с лёгким раздражением. Как можно было так относиться к себе, особенно в её положении?
— Ну вот тебе и плохо стало, — сказал я, стараясь говорить строго, но не сердито. — Ты же сейчас не одна, а вас двое, и в первую очередь должна думать за двоих.
Ричард, стоявший рядом с кроватью, решительно кивнул, поддерживая мои слова.
— Да, Мария Фоминична, — произнёс он своим глубоким, уверенным голосом. — Нельзя вам не кушать, нужно беречь себя. В вашем положении питание должно быть регулярным и полноценным.
— Слышишь, что лекарь говорит? — напустив важности, сказал я, хотя сам испугался не на шутку.
Ещё бы! При мысли о том, что могло случиться с Машенькой и с нашим будущим ребёнком, мне становилось холодно. Сердце до сих пор колотилось как бешеное, а в голове проносились страшные картины.
Анфиса, стоявшая в стороне, всхлипнула и покачала головой:
— А я ведь, Егор Андреевич, говорила ей. Кашку сварила утром, да только она и ложки не взяла. Всё говорила, что не хочется ей.
Машенька виновато улыбнулась:
— Ну правда, Егорушка. Я думала, что ничего страшного, если раз пропущу…
— Раз пропустишь, другой пропустишь, — проворчал я, но уже без строгости в голосе. Злиться на неё долго я не умел. — И что тогда? Так и будешь падать посреди комнаты?
Ричард деликатно кашлянул, привлекая наше внимание.
— Думаю, сейчас самое важное — накормить Марию Фоминичну, — сказал он практичным тоном. — Что-нибудь лёгкое, но питательное. И чай с мёдом не повредит.
Анфиса тут же встрепенулась:
— Сейчас, сейчас, голубчики! У меня и бульончик есть, и каша гречневая с маслом осталась. Мигом подогрею!
Она выскочила из комнаты, и через минуту из кухни донеслось звяканье посуды и суету у печи. Машенька слабо улыбнулась, глядя на меня:
— Не сердись, Егорушка. Я больше не буду так делать. Обещаю.
Я взял её руку в свои ладони, чувствуя, как постепенно к ней возвращается тепло.
Глава 21
Весь оставшийся день я провёл с Машенькой. По правде говоря, очень боялся, чтобы она снова не упала в обморок, да и просто радовался, что пусть и не совсем хороший повод, но именно из-за него появилась возможность провести время вместе. А то вечно в делах — наскоком то в город, то дела, то ещё что-то.
Машенька лежала на кровати и слегка приподнявшись на подушках, вышивала какую-то рубашечку для будущего младенца. Время от времени она поднимала глаза и ловила мой взгляд, отчего румянец проступал на её щеках.
— Егорушка, — тихо сказала она, не отрываясь от работы, — а как думаешь, мальчик у нас будет или девочка?
Я посмотрел на неё и улыбнулся:
— А какая разница? Лишь бы здоровый родился. И чтобы на тебя похож был — умный и красивый.
Машенька засмеялась.
— На меня похожий мальчик — это что-то новенькое, — поддразнила она. — А вот если девочка, то пусть лучше на папу похожа будет — рассудительная да хозяйственная.
Бусинка, которая всё это время дремала у печи, вдруг встрепенулась, подошла к кровати и запрыгнула прямо Машеньке на живот. Та осторожно погладила кошку, приговаривая:
— И ты хочешь с малышом познакомиться? Ну ничего, потерпи ещё немножко.
Вечером, когда стемнело, я затопил печь пожарче. Анфиса приготовила ужин — наваристый борщ, пироги с мясом и травяной чай с мёдом. Машенька ела с аппетитом, и я радовался, что обморок не отбил у неё желания нормально питаться.
— Машунь, — сказал я, наблюдая, как она уплетает второй пирожок, — завтра я поеду на лесопилку. Я пересел к ней на кровать и взял её руку:
— Ненадолго. И Ричарда попрошу, чтобы почаще к тебе заглядывал, проверял, как ты себя чувствуешь.
— Не нужно, Егорушка, — запротестовала она. — И так столько народу вокруг меня хлопочет. Анфиса из дому не выходит, Прасковья забегает, да маменька заглядывает часто…
— Нужно, — твёрдо сказал я. — После сегодняшнего я за тебя волнуюсь. А Ричард — врач, он лучше знает, на что обращать внимание.
Машенька вздохнула, но спорить не стала. Мы ещё немного поговорили и легли спать.
На следующее утро, после завтрака, я позвал Ричарда.
— Ричард, попрошу тебя об одном одолжении, — начал я серьёзно. — Несколько раз до обеда и несколько раз после обеда обязательно наведывайся ко мне домой и следи за состоянием Машеньки. Понимаешь, после вчерашнего я спокойно работать не смогу, если не буду знать, что за ней кто-то присматривает.
Ричард кивнул с пониманием:
— Конечно, Егор Андреевич. Буду заходить каждые два-три часа. И если что-то будет не так, сразу же пришлю за вами человека.
Анфиса, которая присутствовала при этом разговоре, тоже кивнула:
— Егор Андреевич, не переживайте, всё будет сделано. Буду следить за ней, как за родной дочкой. И кушать заставлю, и отдыхать уложу, если что.
— Спасибо вам, — сказал я искренне.
После этого я отправился на лесопилку, где меня уже ждали мужики. За несколько дней мы с ними сделали полноценный стационарный токарный станок по дереву.
Семён и Фёдор закрепили массивное основание из дуба, которое должно было гасить вибрацию. Прохор с Митяем установили направляющие, по которым должен был двигаться резец. Сложнее всего оказалось подвести пневматический привод — трубу нужно было протянуть так, чтобы нигде не было перегибов или перекосов, которые могли бы нарушить равномерную подачу сжатого воздуха.
— Митяй, смотри, вот здесь загиб слишком