Муля не нервируй… Книга 7 - А. Фонд
С тётей Лизой отношения у нас поначалу сложились хорошие, доверительные. Два учёных — мы сразу поняли друг друга как никто, и все было хорошо. Мы даже несколько раз ходили в театр, в том числе слушали «Травиату». Мне очень понравилось, однако либретто намного лучше исполняется у нас. Кстати, скажу так, даже твой друг Орфей Жасминов и то лучше исполняет партию Альфреда Жермона, чем тот же Роберт Мерилл, но тем не менее я все-таки прослушал до конца и был изрядно растроган. Искусство — наше всё.
Кроме того, мы ходим с тётей Лизой на выходных на рынок: покупаем устрицы и мидии. Это отвратительные слизни, но я из чувства такта не отказываю. А тётя Лиза их обожает и трескает за милую душу. Кстати, твоя маменька, Надежда Петровна, тоже отдаёт предпочтение вот этим всяким слизнякам — имей это ввиду, Муля, если захочешь её порадовать.
И все у нас было хорошо, мы подружились. Однако в последнее время мы сильно поссорились, и уже третий день не разговариваем. Поэтому мне очень здесь одиноко, сынок и грустно. Но мириться с этой женщиной я не собираюсь никогда! Ты понимаешь, Муля, я абсолютно не поддерживаю её точку зрения! Мы с ней недавно обсуждали влияние редкоземельных элементов в катализаторе крекинга на скорость массопереноса водорода, и она вдруг брякнула, что для повышения октанового числа в катализаторы нужно вводить цеолиты, потому что, мол, на этом цеолите низкооктановые компоненты селективно крекируются в олефины!
Муля, сынок, ты себе можешь это представить⁈ Сам понимаешь, Муля, какой это лютый бред! Любому дураку сразу понятно, что введение большого количества этих добавок резко приведёт к снижению общей крекирующей активности катализатора! Это же как дважды два! Она же совершенно не учитывает закоксованность этих катализаторов! И доказать ничего твоей тёте совершенно невозможно! У них это буржуинское самомнение, и они никогда не слушают чужую точку зрения. Поэтому очень даже может быть, что когда мы купим тебе жилье, то я туда съеду и поживу какое-то время, пока не заработаю тоже денег, чтобы себе приобрести или снять отдельное жилье. Надеюсь, сын, ты меня пустишь?
Как там дела у вас? Как твоя кинокартина? Как там Дуся поживает? Маша уже родила или нет? Как мать?
Вот и всё. Пиши мне, сынок, обнимаю, целую, очень за тобой скучаю и очень надеюсь, что ты скоро приедешь, и мы увидимся.
Целую.
Твой отец, Модест Фёдорович Бубнов'.
Глава 19
Макарова Анна Сергеевна — так звали чиновницу, к которой направил меня дядя Альбертика Павлова. Она возглавляла организационный отдел Комитета советских женщин СССР, то есть фактически курировала почти все мероприятия и занималась вопросами по новым кадрам. Именно с ней мне предстояло поговорить по поводу Беллы. По уверениям дяди Альбертика, она уже была им «обработана», поэтому мне достаточно было просто озвучить просьбу и договориться о встрече с Беллой. А также выяснить, какие вопросы будут ей задаваться на собеседовании. Да-да-да, уже и в то время в Комитете практиковались такие вот собеседования. Потому что хоть туда на восемьдесят пять процентов советских женщин принимали по протекции, но вопросы всё равно были довольно специфическими, поэтому к ним нужно было хорошо готовиться, ведь из-за неправильного ответа можно было спокойно не попасть в Комитет.
— Анна Сергеевна? — улыбнулся я, демонстрируя свою самую обаятельную улыбку, над которой я долгое время тренировался перед зеркалом после попадания сюда.
Она окинула меня внимательным взглядом, и её тонкие губы тронула резиновая усмешка.
— Да, это я. А вы, собственно говоря, кто?
— Иммануил Модестович Бубнов, — представился я. — Я работаю в Комитете искусств СССР.
— Очень приятно, — сухо сказала она, но, судя по взгляду женщины, ей было абсолютно чихать на то, где я работаю. И единственное, что она хотела, — это чтобы я поскорее отсюда убрался. — Вы что-то хотели, товарищ Бубнов?
— Да, хотел. Вам должны были сообщить по поводу новой кандидатуры в Комитет советских женщин.
— Какой именно кандидатуры? — Макарова подтянула к себе пухлый блокнот и углубилась в него, судорожно листая. — Фамилию скажите, пожалуйста.
Я назвал фамилию Беллы.
— Так-так-так, — задумалась она. — Ага, вот. Да, вижу. Колозян Белла Симеоновна. И что же вы хотите, чтобы в какой отдел эта женщина попала? Какую роль в Комитете советских женщин она, по-вашему, может выполнять?
— Ну, как какую… любую, даже самую незначительную, — начал я, но Макарова меня перебила:
— А значительную никто ей предлагать и не будет. У нас, вообще-то, самую значительную роль Валентна Гризодубова выполняет.
Я смутился, но виду не подал.
— Так мы же и не претендуем. Просто хотелось помочь человеку…
— Всем хотелось. Мы всегда помогаем людям, но прежде всего смотрим на результаты. У вас эта Белла… она кто по специальности? Где она работает?
Я подавил рвущееся наружу: «она в ресторане тапером пашет», и сказал:
— Она пианистка.
— Пианистка… — задумалась Макарова и её взгляд потеплел на полградуса. — Ладно. У нас сейчас идёт небольшой набор из советских женщин, делегация которых будет заниматься культурным обменом с женщинами народов Африки. Туда ехать не надо, но переписка, документация, обмен фильмами, книгами, организация каких-то общих фестивалей… в общем, работы будет много!
— Вот-вот-вот, — обрадовался я, — как раз её туда и нужно!
Макарова поджала губы и посмотрела на меня внимательным взглядом. И тут в её водянистых глазах мелькнуло узнавание.
— А не вы ли тот самый товарищ Бубнов, который фильм «Зауряд-врач» сделал?
Я удивился.
— Я. А что, разве вы его видели? Ведь он ещё не вышел в прокат.
— Ну, скажем так, я присутствовала на
