Деньги не пахнут 4 - Константин Владимирович Ежов
– Ну тогда хотя бы финансовых консультантов привлекли? Какая фирма ведёт дело? – уточнил другой финансист.
На этот раз голос Шармы и вовсе задрожал:
– Ну… понимаете….
Ответа не последовало. Стало ясно – никаких консультантов не было.
В воздухе повисло недоверие, разросшееся в откровенное презрение. Несколько человек тихо пробормотали:
– Что за чёрт….
Шарма, побледнев, резко обернулся к Платонову, глаза метнули злую искру:
– Ты не забыл, что подписывал NDA?
Вокруг сразу воцарилась тишина – гости замерли, как будто предвкушая скандал. NDA, неразглашение, угрозы иском – всё это звучало как кнут, к которому Шарма привык прибегать.
Но Платонов отреагировал спокойно, даже лениво. Голос прозвучал ровно, с лёгкой тенью досады:
– Отсутствие CFO – не секрет. Это всплыло ещё во время обсуждений с инвесторами.
По залу пробежал тихий ропот. Он был прав – именно CFO должен вести переговоры с потенциальными вкладчиками. Но если в компании такого человека не существовало, то вопрос решала команда IR, и факт становился общеизвестным.
Брови Платонова едва заметно сдвинулись, выражая показное недовольство:
– Поднимать тему NDA ради подобного – явное преувеличение.
Финансисты оживились, кто-то хмыкнул, кто-то качнул головой. Ситуация оборачивалась против Шармы. Его излюбленное оружие – угроза договорами и исками – теряло силу в чужих руках.
И главное – это происходило не за закрытой дверью, а здесь, на виду у десятков глаз, под блеском хрустальных люстр и при свете софитов, где каждое слово впечатывалось в память свидетелей, как нож в мягкое дерево. Вечерний зал переливался огнями люстр, от которых по стенам скользили золотые блики, а в воздухе витал тяжёлый аромат вина и табака, перемешанный с запахом дорогих духов. В кругу людей, говорящих вполголоса о финансах, разливался ровный гул, но одна реплика вдруг прорезала общее жужжание, будто звон бокала о камень.
Шарма, нахмурившись, бросил холодное напоминание о подписанном соглашении о неразглашении, словно хлыстом ударил. В зале стало ощутимо тише, и даже рядом стоявший Карсон резко повернул голову – в его взгляде мелькнуло раздражение. Здесь, среди инвесторов, такие угрозы звучали нелепо. Разговоры о сделках и структурах компаний велись свободно, и упоминание NDA в подобной обстановке казалось кощунственным.
Запоздало осознав промах, Шарма попытался сгладить впечатление: его голос стал тягучим, оправдывающимся, но в глазах вспыхнула злость, направленная на собеседника, словно вина за неловкость лежала вовсе не на нём. В ответ прозвучала лишь мягкая усмешка и лёгкий поворот разговора – вместо упрёков прозвучало предложение обсудить кандидатуру на пост медицинского директора.
Тонкая пауза, как натянутая струна, прервалась мягкой оговоркой: никакой тайны разглашено не было. Всего лишь намёк, который мог значить многое, но не утверждал ничего конкретного. Слова, похожие на лёгкий туман – скроют больше, чем покажут, и оставят простор для догадок.
В этот момент воздух словно дрогнул – низкий грудной голос раздался за спиной. Обернувшись, можно было увидеть Елизавету Холмс. На ней – строгая, но в то же время элегантная одежда: длинное платье без рукавов с высоким воротом. Женственная мягкость ткани странно контрастировала с её тяжёлым, почти мужским тембром, отчего фигура её казалась ещё более загадочной.
Холмс шагнула ближе, её глаза сузились, губы тронула улыбка – вежливая и холодная одновременно. Благодарность за рекомендацию прозвучала подчеркнуто вежливо, но между строк слышалось иное: доверие ещё нужно заслужить, случайных людей в её кругу не бывает.
Она скользнула взглядом по Карсону и остальным, по выражениям лиц которых читалось недоумение, и произнесла фразу, звучавшую как оправдание и вызов одновременно:
– С выходом из тени мы перестраиваем команду руководителей.
Слова её текли плавно, будто обволакивали собеседников, скрывая острые углы. Всё прозвучало так, словно укрепление управленческого состава, в том числе поиск финансового и медицинского директора, было естественной частью новой эры компании. Ложь, завёрнутая в атлас, отразилась в её улыбке – об этом знали лишь немногие, ведь тайна о восьмилетней пустоте на месте финансового директора оставалась глубоко спрятанной.
Её глаза вновь остановились на Сергее Платонове. Улыбка стала теплее, слова – мягче:
– Какая неожиданная встреча. Настоящий сюрприз.
И в этих словах прозвучал оттенок игры, где каждая реплика – не просто речь, а выверенный ход. В бальном зале, где хрусталь люстр дробил свет на сотни искрящихся осколков, под гладкой вежливостью улыбок скрывалось напряжение, которое чувствовалось острее, чем запах дорогого вина и табака. Взгляды скользили, реплики звучали будто обёрнутые в шёлк, но каждый из участников разговора понимал скрытый подтекст: "Почему внезапно, без предупреждения?"
Сухая извиняющаяся фраза, лёгкий поклон, шаг в сторону – и будто всё завершено. Но воздух не успел остыть: куда бы ни двинулись ноги, в пределах пяти шагов всегда ощущалось присутствие Елизаветы Холмс. Тень, внимательно слушающая каждый разговор, готовая вмешаться в любую секунду.
Разговоры о технологиях посыпались словно брошенная наживка. Голос нарочито громче, чем нужно:
– Разве не чудо? Анализы по капле крови из пальца! Ведь при проколе всегда возникает риск гемолиза – клетки краснеют, лопаются, выбрасывая калий. Но их метод сумел преодолеть то, что считалось невозможным!
Кто-то из слушателей вскинул бровь, задав сомнение:
– Но если эритроциты повреждены уже при заборе, разве можно что-то исправить? Калий ведь уже в пробе.
Ответ прозвучал как фанфарный аккорд:
– В этом и состоит прорыв! Сделано то, чего наука не знала.
Слова лились охотно, ведь за тайной "технологии" всегда стояла завеса коммерческой тайны. Ни один намёк не мог считаться нарушением, а восторженные рассуждения звучали только громче, привлекая внимание и согревая уши Холмс.
Но за внешним восторгом улавливались другие ноты. В бокале звякнул лёд, и среди фраз мелькнуло:
– Как поживает ваш отец?
Простая любезность, но она раскрывала многое. Не каждый удостаивается таких вопросов на приёме – только выходцы из старых, влиятельных семей. Таинственный ореол Холмс постепенно обретал очертания: не из простого класса, а из элиты, привыкшей играть в большие игры.
Всё становилось понятнее. Если бы перед инвесторами оказалась обычная девушка из среднего сословия, никто не вложил бы миллионы. Но связь с высшими кругами превращала даже пустое обещание в "страховой полис" для тех, кто привык сорить карманными миллионами.
А что, если приглашались именно те, чьи имена сами создают иллюзию значимости? Если выбор был не случаен, а точен, как удар хирурга? Тогда сама компания становилась не технологией, а спектаклем, тщательно выстроенной декорацией, за которой скрывалось умение манипулировать ожиданиями.
И ведь иллюзия сработала. Люди уровня Прескотта искренне
