Парагвайский вариант. Часть 1 - Олег Воля

Солано даже побледнел от осознания глубины проблемы. Ведь это наверняка ответное послание от отца прибыло, а следовательно, неведомый ему монах-доминиканец, вероятно, уже прочитал его и допросил с пристрастием гаучо. Это было очень плохо. Это была катастрофа.
— Начинаем, — скомандовал Солано. — Переходим в Куско и ждём ночи. Далее всё по плану. Главное изменение — найти этого доминиканца живым или мёртвым.
(2) О производстве такой китайской зажигалки смотри в моём блоге на Автор Тудей — https://author.today/post/536065 Забегая вперёд укажу, что мода на такое огниво распространилось по всему Андскому региону без усилий со стороны попаданца.
Глава тринадцатая
Отец Кальво читает чужое письмо, монастырь штурмуют мятежники, а Солано поет гимн революции
Отец Кальво с удовлетворением и огромным любопытством в который уже раз читал письмо, перехваченное в доме торговца шерстью.
'Сын мой. Что бы ни случилось с тобой, я не откажусь никогда от нашего родства. Ты — плоть от плоти моей, кровь от крови моей. Я понимаю твой страх и тревогу, но умоляю тебя вернуться домой. Полагаю, что ты, столь внезапно обогатившийся великим опытом, сумеешь притвориться прежним Франсиско ради спокойствия твоей матери. Хотя бы на время. Верь мне: это время будет недолгим. Я устрою тебе обучение в любом университете Европы, какой только пожелаешь. Эта разлука, объяснимая и естественная, утихомирит волнения, и позже ты сможешь не скрывать свои знания так тщательно, прикрываясь европейским образованием.
Твои рассказы я помню по сей день, и многое из них служит мне путеводной звездой в трудах, выпавших на мою долю ради блага Парагвая. Я и впредь не откажусь от твоих советов, принимая на себя всю полноту ответственности за принимаемые решения. Признаюсь, я удивлён: среди всех, кто меня окружает, не нашлось ни одной души, которая осознавала бы опасность пути, ведущего нас к зависимости от торговли сырьём. Для всех это так же естественно, как восход солнца. Изменить эту печальную действительность я надеюсь только с твоей помощью. Твои знания — нить Ариадны в лабиринте нашей суровой и запутанной жизни.
Не держи зла на моего брата Базилио. Он живёт в рамках своего представления о мире. И там нет места чудесам, несмотря на всю традиционную религиозно-мистическую риторику вокруг них. Что бы ни происходило, церковь всегда пугается. Любую новую мысль она всегда воспринимает как покушение на устои и готова предать анафеме. А в наш век тяжёлой поступи науки она испугана перманентно.
Возвращайся домой, сын мой. Чужие люди не заменят тебе семью. Карл, Рамон и Фелипе будут ждать твоего ответа и сопроводят тебя, если ты решишь вернуться.
С любовью и надеждой,
Твой отец,
Карлос Антонио Лопес
17 июня 1841 года, Асунсьон
p.s. Позволь поздравить тебя с прошедшим пятнадцатым днём рождения. Как бы мне хотелось увидеть своими глазами, как ты возмужал и вырос!'.
«Так вот какому господину служил пропавший старик! Вот чей сын обуян дьяволом! — отец Кальво возбуждённо вышагивал по своей комфортной келье в доме настоятеля. — Про Базилио надо будет навести справки и послать к нему человека. Он мой естественный союзник в борьбе с порождением зла. А вот отец явно опутан тенётами лжи и алчет выгод от сделки с нечистым. Это среди жаждущих власти явление частое».
Внимание священника привлекли отблески в окне. Подойдя и отворив створку, инквизитор увидел зарево пожара на севере города. Он сотворил короткую молитву, попросив Господа явить свою милость тем, кто сейчас оказался в опасности и вернулся к столу.
Допрос курьеров дал ещё один элемент мозаики. Метис-кечуа оказался не местным и не боливийцем, а рождённым в Парагвае. Неким Поликарпо Патиньо. И, судя по рассказам пленников, в Парагвае его довольно сильно не любят. Он был секретарём диктатора Франсия. А это весьма опасно. Человек, знающий, что такое власть и как управлять людьми, куда опаснее любого языческого вождя, провозглашающего себя очередным великим инкой.
«Следовательно, поиски этого Патиньо нужно усилить и оповестить о нём все епархии вице-королевства Перу!» — решил инквизитор.
Сильный взрыв разорвал тишину ночи. Отец Кальво непроизвольно вздрогнул и выскочил из своей кельи на галерею второго этажа. Облако пыли вырывалось из дверей и окон в противоположном корпусе. Рядом открылась дверь, и на галерею вышел настоятель монастыря Хуан де ла Крус Мендоса в ночной сорочке и со свечкой в руке. Он растерянно глядел на облако пыли.
— Что это такое? — вопросил он инквизитора с обвинительными нотками в голосе.
Ответить отец Кальво не успел. На галерею хлынул поток человеческих существ с топорами и оружием в руках и со страшными рожами вместо лиц. Настоятель начал креститься и бормотать молитву, а инквизитор, не теряя ни секунды, рванул к дверям, ведущим на территорию монастыря. Он едва успел закрыть их на ключ. В дверь со злобой забарабанили с той стороны.
— Охрана! Тревога! — орал отец Кальво, сбегая во двор и направляясь к храму. Он успел добежать до караульного помещения, когда дверь слетела с петель и на галерею стали выбегать атакующие.
Перепуганные солдаты во главе с сержантом высыпали во двор, суетливо заряжая мушкеты, а Кальво чуть замедлился, чтобы посмотреть, что будет дальше. Как он и подозревал, сила была на стороне нападавших. С галереи открыли ураганный огонь и метнули какой-то дымящийся сосуд. Он со страшным грохотом разорвался прямо в толпе солдат. Брызги крови окропили лицо и рясу отца Кальво. Осколки выбили борозды на кирпиче рядом с его головой. Ужас заполз в душу доминиканца.
Он подбежал к окну и взглянул на площадь перед собором.
«Так и есть!»
В темноте ночи он увидел или даже скорее почувствовал несколько людей, наблюдающих за выходом из храма. Инквизитор бросился к маленькой двери, ведущей наружу на узкую площадку со стороны реки. Там вниз уходила отполированная кладка древнего языческого храма и каменная лестница. Может быть, этот путь был свободен? Увы. По лестнице поднимались два человека с ножами, блестевшими в свете луны.
С ужасом отец Кальво ринулся назад в храм и закрыл на засов дверь за собой. Хотя в надёжность запоров он теперь не верил.
Сердце колотилось в ушах, дыхание готово было разорвать лёгкие, когда инквизитор выбежал на площадку колокольни. Опираясь





