Совок 15 - Вадим Агарев
— Отпусти нас, старлей? — в который уже раз принялся увещевать меня бригадир военных разбойников, — Богом клянусь, забудем мы про тебя! Не увидишь ты нас больше никогда!
Не знаю, может, он и в самом деле сейчас верил в то, что мне обещал. Но это сейчас. А через день-два или самое много через неделю всё в его голове поменяется. Причем кардинально. Не может не поменяться. Он хищник, а у хищников по-другому не бывает. Даже будь Савватеев один у меня в плену, он бы всё равно всего этого мне не простил. Ни в жисть, ни за что и никогда. Ни того, как я его обдурил, фактически, как дефективного пионера из вспомогательной школы, ни избиений с пытками «ласточкой». И я бы тоже этого никогда никому не простил. Но в данном случае ситуация усложнялась еще и тем, что в «бэховском» подвале старший прапор оказался не один. Унизительные и по-настоящему болезненные сутки в никитинском погребе он провёл в обществе своих подчинённых. Для которых до того он был командиром и главным авторитетом в их жизни. Старший группы, это не командир полка и даже не ротный. А уж, тем более, не замполит самого любого уровня. Старший группы, это отец родной и полномочный представитель господа всевышнего на грешной земле. И так получилось, что его верные адепты-подчинённые воочию наблюдали, как ломали их старшего. И как он сломался. А, кроме того, осыпанная бриллиантами морковка, подвешенная перед носом всей этой злодейской троицы, по-прежнему осталась бы для них актуальной и по их разумению досягаемой. Поэтому слюна, которую изначально выделили на золотовалютный корнеплод трое воен-му#даков, течь с каждым последующим днём их жизни будет только обильнее. Она кислотным водопадом будет стучать в их сердца пошибче любого отцовского пепла. Непрерывно и гулко. Как вечевой колокол при нашествии татаро-монгольских оккупантов. Будет стучать и кипеть вместе со жгучей ненавистью по отношению к коварному и беспредельно жестокому менту Корнееву.
Нет, никак нельзя быть с этими уродами человеколюбивым и великодушным. Месяц, а то и того раньше, но они снова придут за мной. А во второй раз мне может не повезти. Фортуна любит дураков, но никак не самонадеянных и доверчивых дегенератов. Да и ребята эти в следующий раз будут гораздо собранней и продуманней. И вот тогда эта жизнь повернётся ко мне жопой и покажется всей своей неприглядной изнанкой. Такой изнанистой, что даже не хочется представлять, насколько она окажется для меня неприглядной и болезненной. Так что нет, не хочу я пережить второго их пришествия в мою и без того беспокойную жизнь. И быть тренажером для отработки на практике методов интенсивного дознания я тоже не хочу.
— А на хрена вам столько денег? — чтобы как-то отвлечь быков, уже приговорённых мной к закланию, затянул я словесную волынку. Прикидывая, кого из троицы буду валить первым, — Денежное довольствие у вас, дай бог каждому! Обмундирование, паёк и все прочие блага! Какого черта вы на душегубство пошли? На фига вы майора убили?
В ответ на мой праздный, и, в общем-то, риторический интерес по поводу кровопролитной корысти, загалдели сразу все трое. В том числе и молодой головорез-рулевой.
— Мне через три года выслуга подходит! — с жаром и громче всех загудел Савватеев, находившийся ко мне ближе других, — Из служебки в военгородке попрут, а когда своё жильё будет, еще неизвестно! Дом хотел купить, машину, ну и вообще…
— Не пи#зди, военный! — грубо оборвал я старшего прапора, беззастенчиво решившего поправить своё благосостояние за счет моего смертоубийства и уже состоявшегося никитинского, — Вашего брата при увольнении в запас жильём обеспечивают! Понятно, что не в Москве и не в Питере с Киевом. Ну, так ты ведь и не москвич, как я понимаю? Откуда ты родом, Савватеев? Призывался ты откуда?
Забалтывая вояк, я уже определился с очерёдностью их утилизации. И потихоньку, чтобы не растревожить их раньше времени, начал изготавливаться к стрельбе. Если поймут, что совсем скоро я начну их исполнять, то неизбежно впадут в панику. И тогда начнётся цирк и космическая круговерть. С тремя дикими конями-бугаями. Тогда на них и «Калаша» с двумя магазинами может не хватить.
— Череповецкий я! — тяжело вздохнул главарь идейных борцов за кровавые денежные знаки, — Слышал песню про этот город?
Не дожидаясь моего ответа, старший прапор начал хрипло напевать гимн своей малой родины: «На реке Шексне вонючей стоит Череповец е#бучий. Чугун там сталевары льют, а „химики“ их жен е#бут». — Там я вырос. И призывался тоже оттуда!
Эту неприличную песенку я слышал еще в своей прошлой жизни. От тех же «химиков», отбывавших свои прежние судимости на стройках народного хозяйства в Череповце.
Когда-то давно, еще до второй волны повальной индустриализации СССР, с какого-то перепоя наше правительство постановило строить в краю, экологически чистом и с прекрасной природой, гигантский металлургический комбинат. И надо сказать, что его там построили. Несмотря на то, что руду к нему пришлось везти за тыщу вёрст. Построили, со всей страны нагнав в доселе спокойный и патриархальный городок Череповец херову тучу биологического мусора. В виде осужденных уголовников всех мастей. В большинстве своём, так называемых «химиков». После чего славный город и его округа перестали быть чистыми. Как в экологическом смысле, так и в социальном. Оранжевые речки и фиолетовый снег раскрасили допреж скучную и размеренную жизнь коренных аборигенов. Ну и завезённый в огромном количестве спецконтингент местным жителям так же соскучиться не давал. Ни жителям, ни, тем более, жительницам.
— Я в эту помойку даже по приговору трибунала не вернусь! — с добавлением длинного витиеватого, но непечатного конструкта, злобно прохрипел старший злодей. Без какого-либо, хоть мало мальского почтения к своей малой родине.
Он еще что-то хотел добавить непатриотичного к уже сказанному, но не успел. Его затылок, в который вошла пуля «ТТ», был первым. Понимая, какой грохот от выстрела будет в таком мелком объёме, я заранее приоткрыл рот. Далее наступил черёд Лаптева, а затем и водилы. Каждому из приговорённых хватило по одной пуле. Даже с учетом того, что я торопился и стрелял быстро. Чтобы не травмировать психику сидящего в мозгу юнца. Исключительно для того, чтобы никто из казнённых спецов не успел обернуться и встретиться со мной глазами. Меня старого, это не сильно впечатлило бы, а вот как отреагировала бы моя вторая и более ранимая половина разума, я не знал. Потому и рисковать мне не хотелось. Что ни говори, а три, за раз простреленных головы, это
