Воронцов. Перезагрузка. Книга 6 - Ник Тарасов
Мы направились к ангару. Петька шёл впереди, проминая в снегу тропинку, иногда оглядываясь на меня, словно боялся, что я передумаю. Я же шёл размеренно, вдыхая полной грудью морозный воздух, ощущая, как он прочищает лёгкие.
Когда мы подошли к ангару, до нас донеслись приглушённые голоса. Петька потянул тяжёлую дверь, которая отозвалась протяжным скрипом, и мы вошли внутрь. В ангаре было теплее, чем на улице, но всё равно изо рта вырывались клубы пара.
Там уже Захар был с мужиками своими, что-то обсуждали. Увидев меня, они выпрямились, и все хором поздоровались:
— Здравия желаем, Егор Андреич! С приездом!
Их голоса эхом отразились от высоких стен ангара. Захар поклонился, я же протянул ему руку.
— Как служба? — спросил я, окидывая взглядом всю компанию.
Иван с Пахомом слегка замялись, переглянулись. Иван потупил взгляд, а Пахом кашлянул в кулак.
Я тут же понял, в чём дело, и сказал с усмешкой:
— Да про то, как барина чуть на мушкет не взяли, то знаю, — и, видя их растерянные лица, добавил: — А в целом?
Захар рассмеялся, громко и раскатисто, и его смех, как лавина, подхватил остальных. Иван виновато опустил глаза, но видно было, что тоже смешно ему. История вышла надо признать, занятная.
— Ой, ладно вам, будет, — махнул я рукой, вытирая выступившие от смеха слёзы. — Молодцы, что бдительны.
— А вдруг действительно не вы бы были? — вставил Пахом, оправдываясь. — Ночь тёмная, луны нет, а тут крадётся кто-то из-за леса…
— Вот и я о том же! — оживился Иван, обрадованный поддержкой. — Мы как Захар велел всё делали, Егор Андреич!
Я кивнул, довольный их рассуждением. Лучше перестраховаться, чем потом кусать локти.
Петька тем временем уже несколько раз обошёл сани, стоявшие в центре ангара. Он то и дело бросал на меня нетерпеливые взгляды, явно желая показать своё творение. Видя, что я закончил разговор с мужиками, он решительно подошёл к саням, указывая на них рукой.
— Вот! — гордо произнёс он, отступая на шаг и давая мне полюбоваться.
И было чем! Передо мной стояло настоящее чудо. А что — как карета, только на лыжах. Но какая карета! Корпус отполирован до блеска, так что дерево, казалось, светилось изнутри тёплым, медовым светом. Изогнутые полозья, окованные блестящим металлом, плавно поднимались спереди, образуя изящный завиток. Сиденья же были обиты овчиной.
Петька стал рассказывать и показывать, как получились сани, его голос звенел от гордости:
— Видите, Егор Андреич, как я полозья изогнул? По вашим чертежам сделал, но добавил кое-что от себя. Теперь они по снегу пойдут как по маслу, не застрянут даже в глубоких сугробах!
Он провёл рукой по гладкому боку саней.
— А внутри, — продолжал он, распахивая дверцу и приглашая меня заглянуть, — смотрите, как сделал! А еще под сиденьем — ящик для всякой мелочи, и — вот!
Петька наклонился и вытащил из-под сиденья небольшой медный сосуд с крышкой.
— Грелка! — объяснил он. — Угли закладываешь, и тепло держится часов пять, не меньше. В мороз самое то! Это Захар подсказал — видел в городе, что так делают.
Я обошёл сани, внимательно осматривая каждую деталь. Мужики тоже подтянулись, с уважением разглядывая работу Петьки.
— А это что? — спросил я, указывая на странные металлические выступы по бокам полозьев.
— А это, Егор Андреич, самое интересное! — Петька аж подпрыгнул от нетерпения. — Это особый механизм для торможения. Видите, вот рычаг внутри? Дёргаешь его, и эти штуки вонзаются в снег или лёд, сани тормозят почти мгновенно!
Он продемонстрировал, дёрнув за рычаг, и металлические зубья действительно выскочили из своих пазов, готовые впиться в поверхность.
Я стоял, поражённый его изобретательностью. Всё, что я начертил на бумаге, было лишь схемой, наброском идеи. А Петька превратил это в настоящее произведение искусства, добавив множество своих придумок.
— Молодец, Петька! — сказал я, не скрывая восхищения. — На славу сделал!
Петька расцвёл, услышав похвалу. Глаза его сияли, а на щеках выступил румянец от гордости.
— Когда опробуем? — спросил он с нетерпением ребёнка, ждущего подарка.
— Скоро, — ответил я. — Вот снег ещё немного уляжется, и выедем. Запряжём тройку, да и прокатимся до города.
Ещё раз похвалив Петьку, я отправился домой. По дороге, я заметил знакомый силуэт — Ричард стоял, опираясь на забор, у моего дома. Заметив меня, он моментально оживился — его плечи расправились, а глаза загорелись.
— Егор Андреевич! — воскликнул он. — Как у вас дела? Как в город съездили?
Он улыбался так искренне, что морщинки собрались у его глаз, словно лучи солнца на детском рисунке.
— Ой, Ричард, — вздохнул я, чувствуя, как усталость и напряжение последних дней навалились на меня всей тяжестью. — Знал бы ты, что мне там пришлось делать — удушился бы от зависти.
Эффект был мгновенным — Ричард подался вперёд, его брови взлетели вверх, а в глазах появился тот самый огонёк, который я так хорошо знал. Любопытство буквально искрилось в воздухе между нами. Он принялся засыпать меня вопросами, слова сыпались, как горох из дырявого мешка — что да как?
Я поднял руку, останавливая этот словесный поток. Мышцы ныли от усталости, в висках пульсировало, а мысли о горячем паре бани уже заполнили всё моё существо.
Приходи вечером, — сказал я, медленно выговаривая каждое слово. — А сейчас я в баню хочу.
Ричард мгновенно отступил на шаг, кивнув с тем особым английским чувством такта. Его лицо приняло понимающее выражение, хотя в глазах всё ещё плескалось непреодолимое любопытство.
— Тогда до вечера, — сказал он, слегка склонив голову, словно мы находились не у покосившегося забора, а в каком-нибудь лондонском клубе.
Я кивнул ему в ответ и пошел в дом.
— Машунь, — позвал я, прислонившись к дверному косяку. — Пойдёшь со мной в баньку?
Она обернулась, и её лицо осветилось улыбкой.
— Конечно, Егорушка, — её голос был мягким, глаза смотрели с такой теплотой, что внутри что-то сжималось от нежности.
— Только тебе сильно париться нельзя, — строго сказал я.
Она отмахнулась, словно от назойливой мухи:
— Помню, помню. Но в баньку всё равно хочу, — её глаза лукаво блеснули. — На нижней полке побуду.
В бане, Маша разложила чистые полотенца, расставила ковшики и тазы — всё как полагается,
