Черные ножи 5 - Игорь Александрович Шенгальц
В данную секунду я как раз встал так, как планировал — казалось бы, вокруг враги, но позиция для стрельбы самая удобная. Просто гаси мишени одну за другой!
Так я и сделал.
Стрелять я начал прямо сквозь карман, снизу вверх — не самый лучший способ, но выбора не было. Первая пуля вошла прямо в лоб мордатого гестаповца, все еще с чуть растерянным видом держащим в вытянутой руке предписание.
А потом я выхватил оружие из кармана, и пошло по кругу.
Выстрел, выстрел, выстрел…
Короткая автоматная очередь довершила дело — последние двое фашистов упали, как подкошенные.
Ни одна гнида не сумела среагировать должным образом. Чему их только учат? Даже челябинские урки успели бы дернуться и попытаться отбиться. Эти — нет. За десяток секунд мы расстреляли шестерых человек, причем, кажется, всех положили насмерть.
Но проверять я не стал, не до того. Подняв с земли предписание, которым размахивал гестаповец, я сунул его себе в карман и, схватив ошеломленно замершую Марту за руку, потянул ее за собой. Девушка сделала несколько шагов, но потом уперлась. Столь быстрое развитие событий и главное — убийство гестаповцев ввело ее в легкий ступор.
— Фрау Мюллер, — мой тон был спокойным и даже ласковым, — нам нельзя здесь задерживаться. Скоро к этим людям прибудет подкрепление и тогда вам конец. Я воспользовался эффектом неожиданности, но второго шанса у нас не будет.
— Они ошиблись… — ее голос слегка дрожал от волнения. — Я в этом уверена! Я не сделала ничего дурного и всем сердцем предана Великой Германии!
Играет? Или на самом деле ничего не понимает? Черт! Как же доказать ей, что я — свой. Зотов не сообщил мне ни пароль, ни отзыв. Как быть?
— Они хотели арестовать вас, а я этому помешал.
— Кто вы?
— Просто поверьте мне, Марта, я не причиню вам зла! Но если мы не поспешим — умрем!
Она, наконец, сдвинулась с места — подействовало! Уговаривать ее дольше времени не было, если бы девушка начала сопротивляться, я просто вырубил бы ее. Хорошо, что обошлось без этого.
Мы обогнули машины гестаповцев и быстрым шагом, почти бегом направились к моему автомобилю. Гришка уже был там с автоматом в руках. Ствол оружия еще слегка дымился. Парень хотел было что-то сказать, но я сделал ему знак молчать, и парень, подавившись своими словами, слегка закашлялся.
Звуки недавних выстрелов, разумеется, привлекли внимание. Я видел в окнах окрестных домов лица любопытствующих, и на тротуаре остановились несколько человек и теперь с интересом и испугом смотрели на нашу троицу. Благо, тела всех убитых лежали во внутреннем дворе и с улицы были не видны. Но выбора не было, свидетелей в таком деле будет масса — не убивать же всех подряд. Тем более что у меня в обойме осталось всего два патрона, а перезарядить пистолет я не успел.
Мы почти дошли до машины, как вдруг Гришка, обернувшись через плечо, вскрикнул:
— Сзади!
Я дернулся, понимая, что уже не успеваю, но автомат затарахтел, наискось прошив тело гестаповца, целящегося в нашу сторону из пистолета.
Не убил его с первого раза? Как же так?
Все целы? Беглый осмотр показал, что эсэсовец промахнулся. Хоть в этом повезло.
— Давай на заднее сиденье! — приказал я отрывисто. — И девицу туда же! Охраняй ее любой ценой!
— Вы русские? — глаза Марты округлились от удивления при звуках чужого языка, но сама она говорила на немецком. — Но что вы делаете здесь, в Берлине?
— Госпожа Мюллер, — я тоже перешел на немецкий, — давайте обсудим это позже. Сейчас у нас другие заботы…
Мне показалось, что вот сейчас она попытается убежать, и я готов был ее перехватить, но обошлось. Марта и Гриша разместились позади, я прыгнул за рулевое колесо, и машина резко сорвалась с места.
Ситуация, в которой я оказался, была ужасная. Через полчаса, как только местная полиция во всем разберется, город перекроют со всех сторон. Наше описание, плюс описание машины будет известно каждому полицейскому. Шансов выбраться за пределы Берлина — ноль. Мест, где можно укрыться в городе, не существует.
Для начала, в любом случае, нужно оказаться как можно дальше от места происшествия. Поэтому я мчал сквозь город со всей возможной скоростью. Но постоянно приходилось притормаживать, объезжать завалы, выбоины от снарядов и блок-посты. Учитывая, что я совершенно не ориентировался в городе, могло оказаться, что я лишь кружу по местности и совершенно не удаляюсь от Фридрихштрассе.
Мы пронеслись пару кварталов, прежде чем немного сбавить скорость. Я совершенно не представлял, куда ехать дальше, не рассчитывая на столь активное развитие событий. Нужно было определиться.
Вырулил на широкую улицу «17 июня», ведущую прямиком к Бранденбургским воротам. Сейчас, разумеется, она называлась иначе, то ли «Шарлоттенбургское шоссе», то ли «Восточно-Западаная ось», не суть. Главное, здесь было много мест, где я мог остановиться, не привлекая внимания.
Заглушив мотор, я повернулся к пассажирам.
Гришка — молодцом — бодр и уверен в себе и своем командире, краем глаза пялился на Марту. А вот девушка, что называется, поплыла. Слишком много событий свалилось на ее аккуратную немецкую головку с кукольным личиком.
Для начала уточнить:
— Фройляйн! Вы Марта Мюллер, проживающая по адресу Берлин, Фридрихштрассе семь?
Голос мой звучал довольно сурово, потому как девица встрепенулась от своей задумчивости и тут же ответила:
— Да, господин! Вы совершенно правы.
Что-то у меня не складывалось в этой истории. Ну не походила она на опытную связную, способную передать пленку дальше по назначению. Слишком молода, впечатлительна, да и явно в шоке от сложившейся ситуации. Нет ли здесь ошибки?
— Скажите, госпожа Мюллер, нет ли в вашем доме других людей с такой же фамилией? — я старался говорить мягко, чтобы не напугать ее.
У немцев же на дверных звонках подписаны именно фамилии жильцов, а не номера квартир. Вдруг гестаповцы просто перепутали?
У девушки дрожали руки, которые она сложила перед собой в молитвенном жесте, словно отгораживаясь от всего мира.
Мой первоначальный метод не подействовал, попробуем иначе.
— Госпожа Мюллер! — рыкнул я, и это сработало.
Девица встрепенулась, осмыслила мой вопрос и четко ответила:
— Никак нет, в доме только наша семья носит эту фамилию!
— Ваша семья? — продолжал я спрашивать. — А есть ли в семье другие женщины?
