Беглец - Андрей Никонов
— Так ведь оставили. В коммунхозе на прошлой неделе пятерых вычистили, — Сергей попридержал перед Циммерманом дверь, — и в суде двоих. Ты, Семён, не волнуйся, будут цепляться, я за тебя заступлюсь, если самого не выгонят.
— Тебя-то за что, вон, и происхождения правильного, и красноармеец бывший, — заместитель начальника почты грустно покачал головой, — и уходишь на новое место, аж в бывшую столицу. Ладно, куплю ещё крестьянский заём на треть зарплаты, авось учтут.
Самого Травина вызвали аккурат на вторник, комиссия по чистке сидела в комнате учётчиков, и начальство оставила напоследок. Сергей не торопился, сначала он помогал Грунис разобраться с доставкой отправлений в Хилово — там регулярно пропадали посылки и журналы, потом выяснял у Абзякиной, где новенькая почтальонша, проработавшая неделю и не вышедшая на работу, и только потом поднялся на второй этаж. За двумя конторскими столами теснились трое членов комиссии, перетасовывая личные дела работников, а четвёртая, машинистка, изо всех сил била пальцами по клавишам Ундервуда.
— Проходи, Сергей Олегович, — секретарь комиссии Мосин крепко пожал Травину руку, — мы тебя через четверть часа ждали, но так даже лучше, раньше начнём, раньше закончим. Вид у тебя, дорогой товарищ, усталый, что, текучка заела?
— Да ты сам знаешь, Пётр Петрович, что у нас творится. Слабо контролируемый бардак.
— Это ты хорошо сказал, — Мосин хохотнул, — ладно, товарищи, давайте быстро рассмотрим вот товарища Травина, и отпустим его дальше трудиться на ниве, так сказать, писем и газет, поскольку его всё равно переводят в Ленинград на ответственную должность. Маша, всё распечатала?
— Секундочку, — отмахнулась машинистка, переводя каретку, — пол листа ещё.
— Ну хорошо. Давайте начнём, есть у кого-нибудь вопросы к товарищу Травину?
Остальные двое членов комиссии переглянулись. Промыслов из окружного комитета партии ничего не сказал, он Сергея едва знал, но тоже воевал в Гражданскую, только не на Карельском фронте, а гораздо южнее, на Туркестанском, и на значок Честного воина смотрел с уважением. Ида Фельцман из рабоче-крестьянской инспекции побарабанила по столешнице жёлтыми от папиросного дыма костяшками пальцев.
— Ну что тут сказать, товарищ характеризуется положительно, — недовольно сказала она. — Вы же понимаете, Сергей Олегович, наш разговор здесь — чистая формальность. И тем не менее, есть некоторые сомнения относительно вашей личной жизни. Вы ведь не женаты?
— Пока нет.
— А отношения поддерживаете с дамами, простите, не лучшего происхождения и образа жизни. Вот, к примеру, ваша бывшая пассия, Лапина, она из бывших, опять же, дворян, а другая дама сердца, Черницкая, за границу уехала после того, как её уволили из горбольницы, да что там уволили, вычистили с треском. Московская же ваша спутница жизни при живом муже и малолетнем ребёнке сюда прискакала за вами, а это просто возмутительно.
— Во-первых, мы расстались, а во-вторых, в следующий раз, — пообещал Травин, — я вступлю в отношения с женщиной исключительно пролетарского происхождения и создам крепкую советскую семью.
— Всё шутите? — Фельцман нахмурилась, заметные усики над верхней губой неодобрительно дрогнули. — Вы, Сергей Олегович, руководитель передового коллектива, который выполняет важнейшую социалистическую миссию, доносит информацию до трудящихся. Вам нужно быть примером во всём.
Сама Фельцман была происхождения более чем сомнительного, её отец держал до революции скотобойню в Завеличье, а потом исчез вместе с эстонскими оккупационными войсками. Но Травин спорить и обострять отношения не стал, иначе разговор затянулся бы надолго.
— Буду, — твёрдо сказал он.
Промыслов, было напрягшийся, с облегчением выдохнул, а Мосин одобрительно кивнул.
— Вот и славно, ну что, Маша, готово?
Маша тоже кивнула, только раздражённо, выдернула лист из машинки. Вдруг в дверь постучали, и не дожидаясь ответа, в створе появился человек в сером пальто и сапогах. На Травина он даже не посмотрел, хотя они были хорошо знакомы — человека звали Гриша Гуслин, и он работал уполномоченным в особом отделе Псковского полпредства ГПУ.
— Товарищ Мосин? — спросил Гуслин.
— Я.
— Вам пакет. Распишитесь и немедленно ознакомьтесь.
— Обождите, мы только товарища отпустим, — недовольно скривился Мосин.
Но тут же передумал, когда под нос секретарю комиссии ткнули красную книжицу, схватил ручку, разбрызгивая чернила, поставил автограф, и разорвал пакет. Гуслин не стал дожидаться, пока Мосин одолеет содержимое, и тут же вышел. Травину он незаметно подмигнул. Секретарю комиссии потребовалось несколько минут, чтобы изучить машинописный лист, он водил пальцем по строчкам и шевелил губами. Фельцман не выдержала, отобрала у Мосина послание и быстро прочитала.
— Это вас напрямую касается, товарищ Травин, — сказала она, в голосе женщины сквозило торжество, — вот, ознакомьтесь сами. Что скажете?
Текст, который ему тыкала в нос представитель Рабкрина, Сергей уже видел. Два года назад начальник Московского управления уголовного розыска Емельянов показал ему рукописный вариант, теперь же его перепечатали на машинке. Травин усмехнулся, и зачитал вслух.
'Копия.
Архив НКВД, дело номер (зачёркнуто).
Заявление.
Довожу до твоего сведения, что агент угро Травин Сергей Олегович есть недобитая контра, обманом проникшая в органы. Сволочь эта беляцкая происхождение имеет самое что ни на есть эксплуататорское. Отец его, купец первой гильдии Олег Травин, держал в Выборге завод и рабочих угнетал, а как социалистическая революция победила, драпанул в Америку.
В 1919 году этот Травин воевал на стороне белофиннов в нашей Советской Карелии, и только из-за уничтожения документов смог избежать справедливого наказания. После войны эта контрреволюционная гнида обманным путём проникла в ряды доблестной рабоче-крестьянской милиции, и до сих пор скрывает свою гнилую сущность, маскируясь под честного агента угро. Прошу разобраться и вывести на чистую воду.
Агент 3 разряда Иосиф Соломонович Беленький'.
— Что скажете? — повторила Фельцман, довольно улыбаясь.
— Кляуза, — твёрдо ответил Травин, — причём старая. Беленький это в марте двадцать седьмого написал, товарищ Емельянов, начальник московского угро, сделал запрос товарищу Гюллингу, и тот письменно подтвердил, на чьей стороне я воевал. Вы, товарищ Фельцман, тоже можете Эдуарда Александровича запросить, уверен, он меня ещё помнит.
Кривая улыбка исчезла с лица Иды Фельцман. Гюллинг был председателем Совнаркома
