Смерть на обочине - Евгений Васильевич Шалашов
Когда гости разошлись, Литтенбрант заявил, что задержится и поможет хозяйке вымыть посуду! Кажется, в мое время считается, что гостям мыть посуду не положено? Примета плохая или просто традиция? Если традиция, то сложилась недавно.
Мыть посуду – это вообще подвиг. Будь я на месте Натальи, вышел бы за сельского джентльмена замуж прямо сейчас, не откладывая.
Проводив всех гостей, кроме сельского коллеги, решил отправиться спать. Наталья сказала, что на ночлег Петр Генрихович пойдет в гостиницу, вот пусть и идет. Не провожать же его?
Не слушал, о чем там разговаривают Наталья Никифоровна и Петр Генрихович, заснул.
– Иван Александрович, Ваня, ты спишь?
Спросонок не сразу понял, что за привидение рядом с моей кроватью? А это Наталья Никифоровна, в одной сорочке, босая и со свечой.
– Наташ, ты чего? – вскинулся я. – Что случилось?
– Ой, подумала, что ты еще не спишь. Хотела посоветоваться. Но если спишь, то пойду, завтра спрошу.
– Так чего завтра? – зевнул я. – Сегодня спрашивай, все равно проснулся.
Наталья Никифоровна уселась на стул, спросила:
– Как думаешь, стоит мне на волков идти?
Фух, а я-то думал, что спросит – замуж ей прямо завтра идти, или, как собиралась, после разговора с родней? Если завтра – не слишком-то хорошо, но отговаривать бы не стал. Мне-то удобно и хорошо. И кухарка она отменная, и в постели с ней хорошо… Но свиньей быть не хочется. Женщине – по нашим меркам, даже и молодой, да и по здешним, далеко не старой, необходимо свою личную жизнь строить, иначе годы уйдут.
– Слушай, а ты сама-то хочешь идти?
– Когда Петра Генриховича слушала, про Жужку вспомнила, то хотела. А сейчас легла и подумала – зачем это мне? Мне и надеть-то на себя нечего.
– На охоту в юбке идти, пусть даже не в одной – задницу себе заморозишь, – согласился я. – А задница тебе пригодится.
– Иван, все бы тебе шутки шутить, – слегка обиделась хозяйка.
– Почему шутки? – хмыкнул я. – Думно на волков поохотиться, наденешь подштанники. Наверное, от мужа остались, а то и мои возьмешь. И штаны тебе одолжу, или Петр Генрихович снабдит.
– В мужских штанах и в подштанниках? – с сомнением покачала головой Наталья.
– Кто тебя на охоте увидит?
– А Петр Генрихович?
– Ты же за него замуж собралась выходить – какая разница? В подштанниках ты будешь, без них, все равно увидит. Скажи-ка лучше – ты действительно хочешь на волков идти?
Наталья Никифоровна посидела, подумала, потом сказала:
– Ваня, а вроде уже не хочу. Чего мне там делать? Стрельба вокруг, собаки лают, волки воют. А после охоты все мужики будут пьяными. И я в подштанниках.
– Тогда плюнь, – посоветовал я. – Напиши Литтенбранту или сама завтра скажи – мол, передумала.
– А что Петр Генрихович подумает?
– Он еще и рад будет, – сказал я уверенно. – Подумай, сколько ты хлопот доставишь, если придется тебя на охоту брать? Сама говоришь – волки пьяные, мужики нетрезвые. Он же из-за тебя с ума сойдет!
Посмотрев на Наталью, забеспокоился:
– Слушай, тебе не холодно? – Отодвинувшись, приподнял одеяло. – Забирайся ко мне.
Наталья слегка замялась, я похлопал по постели.
– Ложись, приставать не стану, просто погрею.
Не выдержав, хозяйка юркнула ко мне под бок, я натянул на нее одеяло и крепко обнял. Холодная, как ледышка.
– Погреюсь, потом пойду, – сказала Наталья, прижимаясь ко мне.
– Угу.
– Ваня, ты же сказал – просто погрею… Вставать завтра рано. Ах ты, обманщик…
Глава четырнадцатая
Инкогнито из Петербурга
Всегда удивлялся и восхищался русскими женщинам вообще, а Натальей Никифоровной в частности. Кажется, вчера засыпали в одно и то же время, но я едва продрал глаза, да и то благодаря будильнику, а моя хозяюшка уже успела печь протопить, а теперь хлопотала насчет завтрака.
Традиционный утренний ритуал – посещение удобств, умывание. Заодно решил проверить, как себя поведет подарок господ полицейских? Навел пену, намылил щеки и приступил.
Что тут сказать? Большой разницы между бритвой работы златоустовских мастеров, подаренной отцом, и аглицкой не заметил.
– Иван Александрович, а вы знаете, что ваш рыжий любимчик учинил? – с обличительными интонациями в голосе спросила Наталья Никифоровна, кивая на котенка, пытающегося атаковать пятку хозяйки. Замахнувшись полотенцем на рыжего, нарочито сердито проворчала: – У, злодей ушастый!
Тишка отбежал в сторону, уселся, облизал лапку и принялся умывать мордочку. Мылся старательно, как полагается взрослому котику, но пока выходило забавно. Смотрел бы и смотрел на него, только на службу пора.
– И что злодей сотворил? – поинтересовался я, принимая из рук хозяйки полотенце, которым она только что грозила котенку.
– Ночью к себе пришла, только заснула, проснулась – мне в лицо что-то влажное тычется.
– Тишка пришел? – догадался я. Пожал плечами. – Так что такого? Соскучился мальчишка. Вчера весь вечер народ толокся, не до него было. Известно, носик у него влажный. Если влажный, значит, котик здоровый.
Вчера, когда в доме случилось непривычное многолюдство, котенок и на самом деле куда-то сбежал и спрятался. Может, на шкаф забрался, в угол забился. Я малыша понимаю. Сам не люблю вторжения незнакомых людей на свое личное пространство, и Ленка, из той жизни, в этом отношении была со мной солидарна. Поэтому мы с женой предпочитали встречаться с друзьями в кафе, в парках, еще на какой-то нейтральной территории, но не приглашать их домой. Сами, надо сказать, тоже неохотно ходили в гости. Мне хватало общения с людьми в школе, в университете, а Ленка сама по себе была интровертом (или очень близко к этому).
– Ладно бы сам пришел, так он еще дохлую мышь в зубах притащил, – возмущенно сказала хозяйка. – Ремнем бы его отходить по рыжей заднице.
В голосе Натальи Никифоровны между тем звучала гордость за своего любимца. Действительно – котику и всего пять месяцев, а он уже мышей ловит.
– Беспокоится Тишка о хозяйке, – засмеялся я. – Видит, что она всякую дрянь жареную да пареную ест, озаботился – дескать, кушай, дорогая, свежую мышку. Любят тебя, Наталья Никифоровна, охотники. Что хвостатые, что бесхвостые. Тишка вчера наслушался Петра Генриховича, решил показать, что и он не хуже. Подумаешь, Литтенбрант зайца из ружья убил. Попробовал бы, как Тишка, зверя догнать и лапами его придавить.
– Ой, не могу, – засмеялась хозяйка. – Охотники, говоришь, меня любят… Всю жизнь кошек держу, знаю, что притаскивают они добычу, складывают в сенях, показывают, что не зря молочко пьют. Муська жила – до шести мышек в ряд складывала! Но зачем дохлой мышью мне в лицо тыкать?
Отсмеявшись, мы позавтракали пшенной кашей на молоке, попили чайку




