Он вам не Тишайший - Вадим Шведов

От этих слов всех прорвало. Теперь каждый бросился к лоткам, зачерпывал песок и промывал его. И золото было в каждом!

Фёдор закричал что-то бессвязное и принялся плясать у ручья, размахивая инструментами. Стрельцы, поняв, что у учёных, наконец, получилось, сняли шапки и начали креститься. И даже угрюмый Канак ухмыльнулся, увидев наше безумие.

Я стою на коленях у воды и смотрю на несколько жёлтых крупинок на моей руке. Они мокрые и холодные. Сам же я не чувствую ни усталости, ни голода. Есть только дикая, всепоглощающая радость. Мы сделали это. Нашли его. Не призрак, не сказку, а реальное золото. Прямо здесь, в этой суровой, негостеприимной земле.

Богдан уже успокоился. Он деловито вытер лицо и достал бумаги.

— Пишем донесение, — сказал Богдан властно, и в его голосе вновь зазвучали нотки начальника экспедиции. — Сего числа, такого-то…Экспедицией Академии наук в верховьях реки Исети, у так называемой Лисьей горы, обнаружены первые признаки россыпного золота. Образцы прилагаются.

Он диктовал, а я старательно выводил буквы на переданном мне клочке бумаги. Мы ведь нашли не просто золото. Мы оправдали доверие государя, так много сделавшего для всей измученной страны…

* * *

Летнее солнце уже вовсю припекало, а на берегу реки, неподалёку от Коломны, кипела работа. Здесь, на выделенном казной участке, поднимались стены первой на Руси мыловаренной мануфактуры. Неподалёку от производственных корпусов рос целый посёлок аккуратных, ещё пахнущих свежей древесиной, изб для рабочих.

Боярин Матвей Степанович Головин, засучив рукава дорогого кафтана, смотрел на стройку с плохо скрываемой гордостью и одновременно нервным подергиванием щеки. Сегодня у него в гостях старый приятель Семён Фёдорович Звенигородский, приехавший перенять опыт.

— Ну и размах, Матвей Степанович! — Семён Фёдорович снял шапку и вытер лоб. — Целый город возводишь. И всё это для какого-то мыла? Неужто дело того стоит?

Головин тяжело вздохнул, указывая рукой на стройку.

— Стоит, не стоит…Конечно, стоит. На хлебе и раньше денег сложно было заработать, а сейчас с отменой крепостного права так вообще копейки пойдут. Да и смысл в этой грязи копаться, когда такая выгода намечается?

— Что значит выгода? С чего так мыслишь, Матвей Степанович?

— С того, как иначе просто быть не может. Не скрою, сначала сам сомневался. Но посчитал с помощниками, — спрос на доброе мыло немалый. Раньше ведь что было? Везли его англичане по ценам несусветным. А теперь мы своё делать будем.

— А как это сами? — поинтересовался Звенигородский, скептически оглядывая только что возведённые стены. — Или иноземных мастеров удалось выписать?

— Куда уж нам! — Головин мотнул головой. — Мастеров от Академии наук прислали. Умники, видать, царские. Чертежи, расчёты…Без них бы ничего не вышло. Но и с ними, брат, не всё гладко.

— В чём загвоздка-то? Денег не хватило?

— Прямо в корень глядишь. Лишь часть затеи удалась. — Боярин понизил голос, словно боялся, что его услышат сами стены. — «Технологии», видишь ли, нынче дороги. Слово-то новое придумали опять какое. Академия наук продаёт их за хорошие деньги. Мне хватило только на первую часть — варку мыльной основы, щёлока да жиров особой очистки. А вот придавать ей вид, ароматы добавлять, формовать — это уже не моё дело. Полученную основу буду возить на другую мануфактуру, под Серпухов. Там уж из неё готовое мыло и сделают.

Семён Фёдорович покачал головой, не понимая смысла в такой сложности. — Заморочки одни. Раньше ведь в больших домах свои мыловары были, и ничего, справлялись.

— То мыло ужасное было. Для холопов только! А это получше иноземного будет! — вспылил Головин. — Да и масштабы какие! Одно удручает — люди. Мужиков вольных нанимать пришлось. Каждому жалование высокое положил, избы для их семей строить пришлось. А иначе кто же поедет на голое место? Благо, казна землю под посёлок бесплатно отдала и школу при мануфактуре открыла. Там этих самых мужиков грамоте да арифметике учить будут, чтобы станки понимали. Без этого никак.

— Школа? Для рабочих? — Звенигородский округлил глаза. — Слыхом не слыхано!

— Время нынче такое, Семён Фёдорович. Свобода мужицкая наступила! А те и рады, гады такие! Теперь приходится заманивать жильём да жалованием. Но даже так, выгода будет очень серьёзная. Но и риски мои одни. Казна деньгами не помогает, — только землёй и обучением рабочих. А серебро я своё вкладываю. Как дело пойдёт, докуплю «технологии» и тогда уж точно развернусь. А тебе советую, коли надумаешь своё дело: знания Академии храни как величайшую тайну. Продать их другому нельзя, хоть тресни. Люди Хитрово сразу придут с допросом. А вот ежели сам, что усовершенствуешь или новое придумаешь, — вот это в приказе Большого прихода записывай, да и продавай на здоровье.

— Понятно, — кивнул Звенигородский, задумчиво разглядывая стройку. — Я, признаться, насчёт стекла думаю. Хочу стекольную мануфактуру завести. Говорят, спрос тоже растёт.

— Дерзай, — хлопнул его по плечу Головин. — Дело хорошее. Только готовься к большой мороке…

Тем временем на самой стройке группа мастеров заканчивала кладку очередной печи для варки щёлока. Работа кипела, но лица у них были больше озадаченные, чем измождённые.

— Ну и дела, — проворчал широкоплечий Артём, укладывая кирпич. — Раньше я на барской пашне горб гнул, от зари до зари. А теперь кирпичи кладу, да ещё и за жалованье. И учить нас, слышь, грамоте потом будут.

— А тебе не нравится? — спросил его напарник, молодой Федот. — Я из беглых, родом из Смоленских земель. В лесах скрывался, с голоду чуть не помирал. А здесь работа и кров над головой. Семью перевёз — жене тоже место на мануфактуре обещали. И детям в ту школу ходить можно. Царь — Пастырь, он ведь про нас, простых, думает.

Стоявший рядом уже немолодой Тимофей его поддержал:

— Верно говоришь, Федот. Я тридцать лет на боярина пахал, а в итоге — ничего. Ни кола, ни двора. А здесь, глядишь, дело освою, мыловаром стану. Жалованье хорошее обещают, дом для семьи строят. Не жизнь, а малина.

— Только бы не обманули, — хмыкнул Артём. — Обещанного, знаешь, три года ждут.

— Не обманут, — уверенно отвечает Федот. — Государев указ всем миром читали. Воля нам дана, и право получать жалованье за труд. Да и боярин наш, Матвей Степанович, человек хоть строгий, но справедливый. И вкладывается