Смерть на обочине - Евгений Васильевич Шалашов

– У вашего брата? – не понял я.

– Именно так, – усмехнулся Николай Викентьевич. – У тех, кто из церковного сословия в чиновники вышел.

– Разве вы тоже из церковного сословия?

– Дедушка настоятелем собора в Херсоне служил, и отец тоже. Старший брат место отца унаследовал[30]. А я, младший в семье, на службу подался.

– Я отчего-то думал, что вы из шляхты.

– Боже упаси, – фыркнул Николай Викентьевич. – У вас тоже фамилия на «-ий» заканчивается, и что? Фамилия моя от слова «лентус» происходит, что по латыни медленный или медлительный означает. Деда в семинарии наградили.

Николай Викентьевич опять замолчал, о чем-то размышляя. А я решил высказать то, что на душе. В общем – полнейшую несуразицу.

– Если честно, то я не знаю, как быть. Виноградов – вор. Хуже всего, что он у своих крадет. Уголовники таких крысами именуют, а то, что они делают – крысятничаньем.

– Крысами? – оживился Лентовский. – Никогда не слышал, надо запомнить.

– Сам раньше не слышал, недавно узнал, – вновь соврал я. – Не помню, от кого именно. Повторюсь – Татьяну мне жалко. Не только из-за того, что она моей Леночки подружка, хотя и это имеет значение. Барышня очень умная, собирается на Бестужевские курсы поступать. Уже думал, как ей помочь? Хоть подписной лист составляй. Я бы на ее учебу рублей сорок пожертвовал, а то и больше. Отца бы попросил, но не могу, не имею права. Но нужно, чтобы не я один помогал и чтобы помощи на три года хватило. Девчонка не виновата, что отец ей такой достался. И Александра Ивановича не могу винить – из-за дочери жилы готов сорвать. Поэтому, Николай Викентьевич, воля ваша. Как вы решите, так все и будет. Вы и поопытнее меня будете, и поумнее.

– Дочь Виноградова мечтает поступить на Бестужевские курсы? – уточнил Лентовский.

– Совершенно верно. Виноградов как-то при мне подсчитывал, что обучение дочери ему не меньше семисот рублей в год встанет. Подозреваю, что Александр Иванович и подворовывает-то из-за дочери. Триста рублей за ваш портсигар – почти полгода для Татьяны.

– Я все понял, Иван Александрович, – положил начальник обе ладони на стол, давая понять, что я свободен. – Не сочтите за труд – пригласите ко мне Александра Ивановича. Или вам это в тягость?

– Нет, почему в тягость? Тем более что я в его кабинете шинель и фуражку оставил, надо забрать.

На самом-то деле мне было неприятно заходить в кабинет Виноградова. Возможно, что со стороны Лентовского это был элемент воспитательной работы? Кто знает.

Снова открыв дверь без стука, раскрыв ее ровно настолько, чтобы протянуть руку и ухватить свое имущество, снимая шинель (петельку бы не оторвать), сказал:

– Александр Иванович, его превосходительство просит вас зайти в кабинет.

Виноградов, сидевший за столом в положении гипсовой фигуры «Мальчик с книгой», встрепенулся:

– Меня отдадут под суд? Уволят?

– Все будет от вас зависеть, – сообщил я, потом посоветовал: – Плакать не стоит и на жизнь жаловаться тоже не нужно. Рассказывайте, как оно есть. Если генерал вас простит, дело против вас открывать я не стану.

– Tu ne cede malis, sed contra audentior ito[31], – пробормотал Виноградов, поднимаясь из-за стола.

Что же это его сегодня на латынь-то пробило? Нервы?

Я сидел словно на иголках. Перебирал бумаги, пытался строить невероятные конструкции, касающиеся убийства неизвестного лица, рассматривал карту Новгородской губернии, приобретенную недавно в лавке канцелярских товаров, и пытался очертить круг, в который можно включить подозрительные места. Но какие в нашем уезде подозрительные места, не знал. Слышал, что во времена Отечественной войны 1812 года в болоте сидели разбойники, выходившие грабить беглецов, удиравших от Наполеона[32], но не слишком в это верил. А уж теперь какие могут быть «романтики с большой дороги»?

Просидел так не меньше часа. И дождался наконец. Дверь открылась без стука, и в мой кабинет вошел титулярный советник Виноградов.

Титулярный советник был мрачен. Плюхнувшись без приглашения на стул, Александр Иванович достал из кармана… золотой портсигар и придвинул его ко мне.

– Возьмите.

– И на кой он мне? – удивился я. Потом удивился еще раз: – Как он у вас оказался?

– Николай Викентьевич подарил. Сказал, что могу распоряжаться этим портсигаром так, как хочу. Вот я вас и прошу вернуть его ростовщику. Все честно было – он мне деньги, ему залог. Pacta sunt servanda.

Вот этот афоризм я знал. Ишь, договоры должны соблюдаться. А Лентовский-то хорош. Кого-то он мне напоминает? Да, епископа из романа Гюго «Отверженные»[33].

Может, оставить Виноградову портсигар? Пусть титулярный советник его продаст в Петербурге. Таньке год жить безбедно.

Фишкина можно лесом послать. Начнет жаловаться – разберемся. Не люблю я ростовщиков-кровопийц. Да кто их любит? С другой стороны – чем банки моего мира, собачьи будки «микрокредитов», лучше старух-процентщиц обоего пола? А у этого, как там его – у Фишкина, проценты божеские. Ипотечный кредит у нас восемнадцать процентов, с первоначальным взносом, без взноса – двадцать с лишним. Пожалуй, тутошний ростовщик – голубь, по сравнению с прочими шкуродерами. Нет, слишком жирный подарок для Александра Ильича. Лентовский ему и так триста рублей подарил.

Смахнув золотую безделушку в ящик стола – Ухтомскому отдам, пусть разбирается, и расписку не забыть забрать, спросил:

– А с вами что? – спросил я.

– Пока Танечка в гимназии учится, потом на курсы поступает – буду работать, как работал. Нареканий на меня нет, взятки не брал. Но в Окружном суде я больше работать не стану. Ибо, – вздел указательный палец вверх Виноградов, – мorbida facta pecus totum corrumpit ovile[34].

И чего я затрещину дал? Нужно было сразу убить.

Подумалось – на самом деле не брал или не попадался? У помощника прокурора, передающего дела в суд, возможностей для получения взяток – о-го-го!

– И что потом?

– Потом его превосходительство мне место дает – служить старшим приставом Окружного суда по Кирилловскому уезду. Тамошний пристав на пенсию собирается уходить, а замены нет. Либо отставка. В отставку мне не уйти, Танюшку содержать нужно. Собачья работа, но жалованье прежнее сохраняется, если по переводу уйду. Дом в Череповце придется продавать, в Кириллов переезжать… Эх, Иван Александрович, и чего вас сюда принесло?

Беседовать с Виноградовым мне не хотелось, поэтому я сурово пресек его разглагольствования:

– Ступайте-ка, Александр Иванович, работайте. Но у меня к вам большая просьба – впредь не мелите языком. Еще раз скажете что-то такое про моего батюшку, да про протекцию – я уже не говорю про иное, жалеть не стану.

Хотел