Товарищи ученые - Петр Алмазный
Да, разумеется, и в данном случае, возможно, никакого преступления нет, а есть только несчастный случай. Но…
Но это опять же пока фантазии из серии «на воде вилами». А нам нужно пером на бумаге. На бланке протокола.
— Вот что! Надо сообщить в систему. Идем!
— Куда?
— В расположение роты. Это не близко, но идем. А по пути как раз и установим нашу позицию. Время будет. Итак: каким образом мы оказались на месте происшествия? Как это объяснить?
Говоря это, я уже быстро шагал к коттеджам. Аэлита суетливо поспевала за мной.
— Как объяснить? — переспросила она. — Ну как…
— Свидание друг другу назначили? В самом укромном месте, подальше от посторонних глаз?
— Н-ну… в общем, это правдоподобно.
— Согласен. Строго говоря, это правда, но сейчас важнее, что это правдоподобно.
И тут я вынул конверт и вопросил с карикатурной суровостью:
— Это ваше рукоделие, мадемуазель?
Лицо девушки пошло пятнами багрянца:
— Ну-у-у… Э-э-э…
— Э, ю, я — последние буквы алфавита, — передразнил я. — Знаю и без филологов. Ладно, ответ примерно понятен! И каков смысл послания?
Аэлита прерывисто вздохнула. Весь разговор протекал на быстром ходу, почти на бегу.
— Да какой тут смысл! Никаких секретов. Просто хотелось с тобой встретиться. Наедине. Пообщаться, поговорить. А дальше… ну, там видно будет. Ну и вот так немного поиграть в загадки. Интересно же! Ну, игра такая.
— Допустим, ответ принимается. А первое письмо, нетрудно понять, тоже твое? Дислокация в «Электроне».
— Ну, конечно, а чьё же ещё…- она вздохнула, но стесняться, похоже, перестала. — А ты, кстати, почему не пришел?
— А ты откуда знаешь, что я не пришел?
— Оттуда! Разведка доложила точно.
Кажется, совсем отошла от стресса. Это хорошо.
— Слушай! Это очень серьезно. Очень. Скажи, пожалуйста, еще раз: ты в самом деле просто хотела поближе познакомиться со мной? И все? Никаких других интересов?
— Абсолютно!
— Ничего необычного не хотела сообщить мне? Ничего подозрительного, что увидела здесь, в городке. Может быть, просто странного. Необычного Постарайся вспомнить! Это сейчас очень важно.
— А что? — так и вскинулась она. — Что-то было⁈
— Пока давай без встречных вопросов. Только отвечай!
Аэлита немножко внутренне напыжилась. Однако, решила не обострять.
— Да нет, конечно, Максим, ну что ты! Никаких задних мыслей, ни на грош, ни на копейку! Совсем! Я просто хотела тебя вытащить на… ну, на свидание. Вот и все! А этот труп… Да он как гром с ясного неба! Я чуть в обморок не свалилась, когда увидела.
— Верю, верю.
Это не просто отговорка. Я действительно поверил.
Значит, эти загадочные письма не имели никакого отношения к основной линии событий. И значит, поле действий осложняется? Да как сказать! Один мотив на самом деле ушел. А вот прочие…
А о прочих надо думать, думать и думать.
Но самое-то интересное — что прихоти судьбы никто не отменял! Вот ведь какая штука. Письма внезапно привели нас к взрыву, к тому, что как-то перевернет мир… Ну, по крайней мере, вокруг нас.
Между прочим, в этом свойстве бытия кроется то, что ломает самые хитрые, самые изощренные планы злоумышленников. Они выстраивают коварнейшие, хитроумнейшие схемы, все продумывают до мельчайших мелочей — и внезапно все это летит к черту из-за какой-нибудь самой мелкой случайности.
Эта мысль родилась вспышкой, озарением, очень заинтересовала, но прервалась Аэлитиным возгласом:
— Слушай! Максим! Неужели это… это… ну…
Она прямо-таки страшилась произнести ужасное слово, и я ее понимал. Слово не воробей — древняя мудрость, и первый, произнесший это, если не понимал, то смутно улавливал суть необузданной энергии, вылетающей в мир вместе с высказанным — нам не дано предугадать, как это отзовется. Поэтому, если не хочется что-то говорить, чувствуешь внутренний дискомфорт, боишься даже — ну и промолчи.
— Ты хочешь сказать, что это не похоже на несчастный случай?
— Да. Преднамеренное…
Она вновь запнулась, не решившись сказать.
— Не знаю, — сказал я твердо. — И гадать тут нечего. Надо методично, шаг за шагом разбирать ситуацию… А вот уже и пришли! Вон они, ротные казармы, видишь?
— Ага.
Отдельная рота охраны со своими службами: гараж, склады, стрельбище, вольеры караульных собак, кухня животных — располагались компактно, городок в городке. Хотя, конечно, посты у них были планомерно расположены по всей территории. Даже свой электрогенератор в роте имелся на всякий случай.
Сейчас, в столь позднее время, я не надеялся застать командира роты майора Зарубина — но кто-то из офицеров, как минимум дежурный по части, обязательно должен быть.
— Прибавим шаг! — велел я.
— Ой, я не могу уже! — закапризничала девушка. — У меня сейчас ноги отвалятся.
— Можешь, — твердо сказал я. — А ногам твоим от этой тренировки будет только лучше.
Нам повезло: на дежурстве оказался заместитель ротного, капитан Буров.
Оба они, и майор и капитан, были старые служаки, обоим за сорок. Сюда, в седьмую Сызрань, очевидно, попали на тупиковые должности. Вряд ли вырастут, отсюда и уйдут на дембель. Они и внешне даже были похожи, как будто служба уравняла их: невысокие, крепкие, коренастые. И у обоих короткие аккуратные усы.
А повезло нам вдвойне: Буров не просто оказался на дежурстве, а прямо на КПП (контрольно-пропускном пункте).
На нас он, понятное дело, воззрился с первичным непониманием.
— Здравия желаю, Петр Иваныч! — поздоровался я не совсем по-уставному, но надо было дать понять, что я капитана худо-бедно знаю. Кредит доверия, так сказать.
— А-а… м-м?.. — такая была реакция, а прищур глаз сказал мне о том, что Буров пытается вспомнить, кто я такой.
— Младший научный сотрудник Скворцов, — отрапортовал я. — Работал во втором корпусе, теперь в первом.
— А-а! — капитан прояснился. — Помню, помню!
Вряд ли он помнил, но авторитет требовал ответить так.
— Товарищ капитан, — сказал я жестко. — У нас на территории ЧП.
Лицо и взгляд дежурного по части изменились. Он хотел что-то сказать, но я продолжил:
— Сейчас объясню! Вот это наша гостья, дочь Кондратьева Ипполита Семеновича, начальника
