Назад в СССР: Классный руководитель, том 2 - Евгений Алексеев
Но я благополучно доехал до метро «Варшавская». Поезд въехал на станцию и женский голос объявил: «Станция Варшавская. Конечная. Поезд дальше не пойдёт. Просьба освободить вагоны». В этом мне не повезло. Этот поезд шёл только до «Варшавской», где находилось депо. Пришлось с оставшимися пассажирами выйти на платформу и ждать следующего.
Стены здесь были отделаны грязно-серой керамической плиткой с выпуклым орнаментом, массивные столбы-колонны, выглядевшие, как ноги огромного доисторического мамонта. Это все странным образом давило на меня, вызывало приступ клаустрофобии, так что я дождаться не мог, когда из тёмного зева выползет, наконец, поезд, который увезёт до конечной цели моего путешествия. И в нетерпении, покусывая губы, я стал мерить шагами платформу, как пойманный дикий зверь в тесной клетке.
Заметил, что над выходом из туннеля вместо цифрового табло висят квадратные часы с белым циферблатом и стрелками. Постоял, разглядывая этот артефакт прошлого, пожалел, что у меня нет с собой фотоаппарата. Хотя кому бы я показал снимок? Людям, для которых это обыденность? Я ведь не турист в двадцатом веке, я здесь живу. Вспомнилась байка, что «зумеры», молодёжь, рождённая в двадцать первом веке, вообще не умеет определять время по часам со стрелками. Для меня это выглядело дико, я очень любил механические часы со стрелками, особенно командирские, которые привёз отец с войны. Сейчас я носил командирские ВДВ с цифрами из фосфора. Они светились в темноте. Хотя я знал, что фосфор ядовит, но не мог отказать себе в удовольствии.
Ждать следующий состав пришлось мучительно долго, кажется, я изучил каждую извилину в полу станции, прежде чем услышал гудок. И на платформу выехал головной вагон, где на табличке красовалась надпись «Каховская».
Добравшись до конечной, вышел с оставшимися пассажирами платформу. Я редко бывал здесь, но всё равно заметил, как всё изменилось. Зал станции чем-то напоминал «Речной вокзал», облицовкой красно-коричневым гранитом колон, которые поддерживали потолок. Только сами столбы имели не квадратное сечение, а восьмиугольное. Отделка стен — грязно-белая керамическая плитка. Светильники прятались в ребристом потолке. И ещё одна черта, которая отличала от «Речного вокзала» — панели из металлической чеканки, изображавших революционных бойцов — солдат, матросов.
В голове закрутился куплет из песни:
Каховка, Каховка, родная винтовка,
Горячая пуля, лети!
Иркутск и Варшава, Орёл и Каховка —
Этапы большого пути.
Прошедшее время убрало со станции переходы на Большое кольцо. Исчезла пересадка на «серую» линию, как растворилась в небытие и сама линия. Вместо десятка выходов у Каховской теперь остался один. На висящей над выходом панели значилось: «выход к улицам Азовская, Каховка, Чонгарскому бульвару». Я быстро поднялся по лестнице и вышел наружу. Мгновенно обрушились жестокие порывы ветра, настоящий снежный шторм, разбушевалась вьюга. Все застилала белая стена, в лицо впивались колючие горсти снежной пыли.
И я растерялся, совершенно не понимая, куда идти. Привык, что вот достану смартфон, вызову карту, выстрою маршрут. А как в незнакомом месте, без карты, в пугающем снежном саване, сквозь который едва просвечивает свет фонарей, понять, куда идти? Поёжился, ощущая, как расползается холод по спине, сосёт под ложечкой, спазмом перекручивает желудок и ноги отказывают. Я помнил адрес, но совершенно забыл, посмотреть на карте, как дойти до нужного дома. Проехать через всю Москву и оказаться в тупике. Идиотизм! Недавно смеялся над ребятами, которые не могут определить время по часам со стрелками. А сам-то? Потерялся, как маленький мальчик.
Около выхода из метро торчал киоск «Союзпечати», но, разумеется, уже закрытый, тёмный. Я ради интереса, глянул туда, но не увидел ничего интересного — «Труд», «Вечерка», какие-то журналы, названия которых я не рассмотрел.
Я лихорадочно огляделся, пытаясь найти запоздавшего прохожего, и заметил, как по ступенькам со станции поднимается мужчина с почти таким же портфелем, что у меня, в черном пальто, крашенной кроличьей шапке. И я кинулся к нему. Он испуганно воззрился на меня, прижав к себе портфель.
— Не подскажите, как пройти до дома двадцать восемь. Чонгарский бульвар?
— Не знаю, — буркнул он.
Склонив голову, прошмыгнул мимо, и я смог разобрать его слова: «Лимита проклятая, ходят тут всякие». Слово «Лимита» он произнёс с ударением на последний слог. И это задело меня. Неужели я настолько стал похож на приезжего?
— Что ищете, молодой человек? — скрипучий, слабый старческий голос оторвал меня от грустных размышлений.
Рядом я увидел старика в длинном пальто и берете, свет уличного фонаря бросал блики на толстые стекла в черной оправе, резко обрисовывал глубокие морщины.
— Ищу дом по Чонгарскому бульвару, — объяснил я. — Двадцать восемь.
— А, ну так это просто. Отсюда, — он махнул рукой по направлению от выхода метро. — Дойдёте до ближайшего поворота налево. Потом по дорожке. Там девятиэтажный дом, обойдёте его справа. Увидите подъезд. Не промахнётесь.
— Спасибо, дедуля, — не веря своему счастью пробормотал я.
— Не за что.
Ушёл медленно, прихрамывая, тяжело переставляя ноги, опираясь на трость. Ведь я совсем недавно тоже был таким немощным. Хочу ли я вновь вернуться в подобное тело? Нет! Не хочу. Сжал упрямо зубы и направился по улице. Вот и поворот на асфальтированную дорожку. И, наконец, на фоне сизого неба в призрачном свете фонаре проступила цель моего долгого путешествия — девятиэтажный кирпичный дом с рядами балконов на торце. Удивительно, но в некоторых окнах горел свет. Подъезд здесь оказался один, внутри все оказалось очень похоже с тем домом, где сейчас жил я. Ряд металлических почтовых ящиков на стене слева, ступеньки к лифту.
За дверью квартиры я услышал ритмичный шум — орала музыка, басы глухо ударяли в стены так, что казалось заставляли их трястись, как от землетрясения. На часах — почти полночь, как же бедные соседи выдерживают такое издевательство? Звонок в дверь не возымел никакого действия, и я выругался про себя. От злости вмазал пару раз по двери. Она распахнулась и на пороге я увидел худого мужчину в широких коричневых брюках и серой футболке. Вытянутое лицо, острые скулы, всколоченные тёмные волосы, небритый, нос картошкой.
— Ты хто? — поинтересовался хозяин, беззлобно, даже с улыбкой.
