Итальянец на службе у русского царя - Сергей Николаевич Спящий
Первым делом незнакомец снял шляпу с широких полей которой на пол пролилась добрая пригоршня воды. Неровный свет фонаря высветил узкое лицо с короткими усиками и бородкой подстриженными так, как их часто стригли наёмники. Распахнувшийся плащ позволил увидеть на поясе у незнакомца меч в простых, утилитарных, без каких-либо украшений, ножнах. Холодные, внимательные глаза пристально смотрели на Леонардо.
Он вновь испытал приступ внезапного страха. Пусть гость сказал, что его послал не Томмазо, но что, если он соврал? Или же он мог быть наёмником, нанятым уставшими от ожидания ростовщиками.
— Кто вы? Кто вас послал? — резко спросил Леонардо.
— Позвольте представиться, — скупая улыбка пробежала по губам гостям и тут же бесследно пропала, — Моё имя: Джан Батиста делла Вольпе. Я принёс вам письмо.
Письмо? Какое ещё письмо?
Джан Батиста не спешил, явно ожидая пока его пригласят внутрь. Разговаривать на пороге, под завывания разошедшегося дождя и при открытой двери было бы не слишком удобно.
— Проходите, — решил Леонардо.
Старая дубовая дверь захлопнулась, разом отрезая уличную сырость. Оглушающий грохот дождя превратился в относительно громкий перестук по крыше, впрочем, не мешающий вести беседу.
Джан Батиста снял плащ, под ним он оказался облачён в странный тёмный кафтан скроенный по незнакомой, непривычной моде. На поясе у него, как ранее заметил Леонардо, висел меч, а на противоположенном бедре что-то вроде длинного кинжала в необычных кожаных ножнах. Грудь гостя крест на крест пересекали ремни из тёмной, практически чёрной, маслянисто выглядевшей кожи что смотрелось весьма эффектно, пусть и крайне необычно.
Сдержав рвущиеся из горла вопросы, Леонардо повёл нежданного посетителя вглубь мастерской, к единственному, не заваленному чертежами столу. К тому, где горели свечи и за которым он сам недавно читал письмо от отца.
Мастерская располагалась в старом двухэтажном амбаре, причём пол между этажами был убран так как Леонардо требовался простор. Слабый свет фонаря не доставал до потолка, но порой скользил по незаконченным скульптурам — они, словно призраки, выступали из темноты и пропадали в ней по мере их недолгого продвижения. Конечно, чтобы достойно осветить зал такой величины требовалось много больше свечей, по крайней мере несколько десятков, но мастер, последнее время, по понятным причинам, экономил.
Вот дёргающийся свет ручной лампы-фонаря выхватил свисающий откуда-то сверху макет то ли ангела господня, то ли простого человека с крыльями за спиной. Фигура человека сделана поверхностно, основное внимание уделено огромным, вдвое больше его роста, крыльям хитрым образом, закреплённым у него за спиной и прикреплённым к рукам манекена. Судя по сложной конструкции, крылья могли сгибаться и разгибаться в нескольких местах и похоже автор сего творения больше сосредотачивался как раз на механизмах работы крыла. Как будто мастер и правда вздумал летать подобно птахам божьим и напряжённо размышлял над возможностью полёта, стремясь перенести её с птиц на людей.
Бросив короткий взгляд на крылатого человека, подвешенного к потолку, гость улыбнулся, но пока они не подошли к столу и Леонардо не подал Джану Баттисте второй стул, он не произнёс ни слова.
Леонардо принял решение молчать, вынуждая гостя заговорить первым, но его выдержки хватило буквально на несколько секунд, после чего она рассыпалась подобно замку из пересохшего песка.
— Вы сказали, что у вас письмо. От кого оно?
На сей раз Джан Батиста не стал пытаться напустить тумана, ответив сразу: — Сиё письмо написал лично своей рукой мой государь, Иван Васильевич, царь всей Руси.
Это было совсем не то, чего ожидал Леонардо. Русь? Далёкая северная страна? Он почти ничего не знал о ней. Кажется, она почти такая же дикая как дикое поле, которое её окружает и откуда то и дело приходят в набеги степные варвары. Оттуда вроде бы везут великолепные меха, мёд, золото и прочие варварские товары. Их варварские князья одеваются в шкуры, пьют мёд из золотых чаш и спят на печи. Говорят будто по улицам русских городов свободно ходят медведи и горожане не боятся их потому как сами дики, свирепы, волосаты и даже внешне похожи на разгуливающих по улицам их городов ужасных зверей.
Что могло связывать его с этим диким краем?
— Вот письмо, возьмите его, — Джан Батиста протянул запечатанный воском конверт из плотной серой бумаги. Оттиск печати призванный удостоверить что письмо внутри не было подменено или прочитано кем-либо кроме адресата напоминал двухголовую птицу, державшую в лапах шар с крестом и скипетр. Каждая из голов смотрела в противоположенные стороны и была увенчана собственной короной, а над ними, словно подчиняя их и направляя, возвышалась третья корона. Необычный герб.
Сломав печать, Леонардо достал из плотного конверта листы необычно белой и тонкой бумаги, но сейчас его интересовала не бумага, а то, что на ней написано.
Руки неизвестного ему русского царя были тверды выписывая текст на беглой, но грамотной латыни. И начинался текст письма не с перечисления пышных титулов и не с самовосхвалений коими у власть предержащих принято начинать любое обращение к нижестоящим, а с цитаты.
Тот, кто предаётся практике без науки, подобен кормчему, вступающему на корабль без руля или компаса
Молодого мастера бросило в пот, а по спине побежали мурашки. Ведь это была та самая фраза, слово в слово, которую он бросил в лицо своему учителю Андреа дель Верроккьо в их последнем споре полгода назад. Бросил скоропалительно, в присутствии других его учеников, тем самым намертво лишая себя возможности забрать свои слова назад, примириться и принять помощь бывшего учителя. Впрочем, юный мастер не отказался бы от этих слов даже сейчас, зная, что они приведут его в долговую яму без надежды выбраться из неё.
Леонардо был гордецом. Он осознавал этот свой порок, но отказаться от него было выше его сил. Признать собственную неправоту, тогда как на самом деле ты прав. Смириться перед авторитетом, а не перед доказательствами. По чужой воле отказаться от своей мечты? Нет, тысячу раз нет!
Но откуда царь далёкой северной страны мог знать сказанное им слово в слово? Невозможно! Или всё происходящее гигантская мистификация? Искусный и подлый обман? Но зачем?
Немного успокоившись, Леонардо впился глазами в письмо справедливо полагая что только в нём сможет найти ответы если не на все, то на многие свои вопросы.
По крыше продолжал барабанить дождь. За столом, напротив него, сидел незнакомый человек свободно расположившись на старом,
