Всё об Орсинии - Урсула К. Ле Гуин
* * *
Во дворе замка паслись две коровы – последние из огромного стада. В пять утра в покои принцессы принесли чашку молока, а чуть позже явился комендант крепости, чтобы, как всегда, сообщить о ночных событиях. Новостей особых не было, так что Изабелла слушала не слишком внимательно и мысленно прикидывала, когда сможет подойти подкрепление от короля Гульхельма, если, разумеется, гонец сумел до него добраться. Вряд ли им понадобится менее десяти дней. Десять дней – долгий срок. Прошло лишь три дня с тех пор, как пал город, и это уже казалось событием далекого прошлого или, по крайней мере, прошлого года. Тем не менее они могли продержаться и десять дней, и даже две недели, если это будет необходимо. Конечно же, король пошлет им подмогу!
– …И они собираются прислать гонца, чтобы узнать о нем, – говорил между тем Брейе.
– О нем? – Ее тяжелый взгляд остановился на коменданте.
– Ну да, об этом капитане.
– Каком еще капитане?
– Я же как раз об этом рассказываю, ваша милость. Сегодня утром наш отряд устроил засаду и взял его в плен.
– Ах, он пленный! Немедленно приведите его сюда!
– Он получил тяжкое сабельное ранение в голову, ваша милость.
– А говорить он может? Хорошо, я сама пойду к нему. Как его имя?
– Калинскар.
Она последовала за Брейе мимо неубранных комнат, где на постелях валялись мушкеты, по длинному коридору с паркетным полом, где под ногами похрустывали хрустальные подвески с разбитых канделябров, в парадный зал на восточной стороне замка, теперь превращенный в госпиталь. Дубовые кровати, некоторые с балдахинами, разоренные и неприбранные, стояли повсюду на зеркальном полу, точно корабли в гавани после шторма. Пленный спал. Она присела рядом, глядя ему в лицо, смуглое, суровое, странно покорное. Где-то в глубине души шевельнулась боль; нет, воля ее была непоколебима, однако сама она устала, смертельно устала и печалилась, видя перед собой поверженного врага. Раненый шевельнулся, открыл глаза, и тут она сразу узнала его.
Помолчав, она наконец произнесла:
– Значит, это вы, дом Андре.
Он слегка улыбнулся и шепнул что-то неслышное.
– Врач считает вашу рану не слишком опасной. Это вы возглавляли осаду?
– Да, – совершенно ясно проговорил он.
– С самого начала?
– Да.
Она подняла голову и посмотрела на окна, закрытые ставнями, пропускавшими внутрь лишь неясный намек на горячее июльское солнце.
– Вы наш первый пленный. Что нового в стране?
– Первого Дживан Совенскар был коронован в Красное. Гульхельм по-прежнему в Айзнаре.
– Что-то неважные у вас новости, капитан, – промолвила она тихо и равнодушно.
Потом обвела взглядом остальные кровати, расставленные в огромном зале, и знаком велела Брейе отойти подальше. Ее раздражало, что они с Андре не могут поговорить наедине. Однако сказать ей оказалось нечего.
– Вы здесь одна, принцесса?
Он задал ей вопрос тем же тоном, что и тогда, на крыше замка, освещенной закатными лучами.
– Брант погиб, – ответила она.
– Я знаю. Но ваш младший брат… В тот раз мы с ним отлично поохотились на болотах.
– Георг сейчас здесь. Он участвовал в обороне Кастре. Взорвалась мортира. Его ослепило. Вы и в Кастре руководили осадой?
– Нет. Но воевал там.
Несколько секунд она смотрела ему прямо в глаза.
– Мне очень жаль, – сказала она. – Очень жаль Георга. И себя. И вас, который поклялся быть моим другом.
– Вам действительно жаль? А мне нет. Я сделал все, что мог. Я достаточно послужил во имя вашей славы. Вы знаете, даже мои собственные солдаты поют о вас песни – песни о хозяйке замка Моге, об ангеле, что хранит его стены. И в Красное о вас говорят и тоже поют песни… Ну а теперь вы к тому же взяли меня в плен, вот вам и новая победа. Люди говорят о вас с восхищением и удивлением. Даже ваши враги. Вы завоевали ее, свою желанную свободу! Вы всегда оставались самой собой.
Он говорил торопливо, однако, когда умолк, желая передохнуть, и на мгновение прикрыл глаза, лицо его тут же стало прежним: спокойным и юным. Изабелла посидела еще минутку молча, потом вдруг вскочила и торопливо вышла из комнаты, спотыкаясь на ходу, точно расплакавшаяся девчонка, которая еще не умеет носить свое тяжелое длинное платье и вся обсыпалась пудрой.
Открыв глаза, Андре обнаружил, что Изабелла ушла, а на ее месте стоит старый комендант крепости и смотрит на него с ненавистью и любопытством.
– Я восхищаюсь ею не меньше, чем вы! – заявил он Брейе. – Больше, куда больше вас, обитателей замка! Больше всех на свете! Целых четыре года…
Но Брейе не дослушал и тоже уже ушел.
– Дайте мне воды, я хочу пить! – сердито потребовал Андре, потом затих и лежал молча, глядя в потолок.
Послышался рев, и замок содрогнулся: что это? Потом раздались три глухих удара, глубоких, леденящих кровь, пронзавших его тело насквозь, словно острая зубная боль. Потом снова раздался рев, его кровать затряслась… И он наконец догадался: это артиллерийский обстрел. Сотен выполнял его же приказ.
– Прекратите, – попытался он крикнуть, однако чудовищный рев все продолжался. – Немедленно прекратите! Мне так нужно поспать. Прекратите же, Сотен! Прекратите огонь!
Перестал бредить он среди ночи. Очнувшись, Андре увидел, что кто-то сидит у изголовья его кровати. Между ним и сидящим горела свеча; в желтоватом круге ее света была видна мужская рука и рукав одежды.
– Кто это? – с трудом выговорил он.
Мужчина встал, теперь стало видно его страшно изуродованное лицо. Собственно, от лица ничего не осталось, кроме рта и подбородка. Их очертания были нежны – рот и подбородок мальчика лет девятнадцати. Все остальное – едва поджившие шрамы.
– Я Георг Могескар. Вы меня понимаете?
– Да, – ответил Андре сдавленным голосом.
– Вы не могли бы приподняться? Нужно кое-что написать. Я мог бы подержать бумагу.
– Что же я должен написать?
Оба говорили шепотом.
– Я бы хотел сдать противнику замок, – сказал Могескар. – Но при условии, что моей сестре дадут возможность выбраться отсюда и спокойно уехать. Я сдам вам крепость только после этого. Вы согласны?
– Я… погодите…
