Всё об Орсинии - Урсула К. Ле Гуин
В тот вечер за столом собралось человек восемнадцать – гости, вассалы и сами Могескары: Изабелла, ее отец и два ее брата. Георг, веселый пятнадцатилетний юноша, болтал с Андре об охоте; его старший брат и наследник Моге Брант взглянул на него пару раз, прислушался, о чем они говорят, и, удовлетворенный, гордо повернул светловолосую голову в другую сторону: сестра его, конечно же, не унизится до этого мальчишки Калинскара. Андре стиснул зубы и постарался не смотреть на Бранта, а стал смотреть, как его мать беседует с принцессой Изабеллой. Обе то и дело посматривали в его сторону, видимо говорили о нем. В стальных глазах матери он, как всегда, видел гордость, а в глазах девушки… Что же он там видел? Нет, не насмешку и не одобрение. Она просто его видела. Видела ясно, насквозь. Это действовало возбуждающе. Впервые он почувствовал, что чужая оценка вполне может возбуждать не меньше, чем страсть.
На следующий день, уже ближе к вечеру, оставив отца и хозяина замка заново переживать былые сражения, Андре поднялся на крышу и стоял на ветру возле круглой башни, глядя вдаль – на Мользен и на холмы в закатном золоте солнца. Изабелла сама подошла к нему, решительно ступая по каменным плитам и двигаясь против ветра, и без излишних приветствий, точно знала его давным-давно, начала сразу:
– Мне давно хотелось поговорить с вами.
Ее красота и золотое сияние вокруг грели его сердце, он чувствовал себя одновременно храбрым и спокойным.
– И мне с вами, принцесса!
– По-моему, вы человек великодушный… – проговорила она.
Ее легкий голосок звучал чуть хрипловато, чуть гортанно, и это было удивительно приятно. Он слегка поклонился, восторженные слова роились у него в голове, но что-то мешало ему высказать их вслух, и он лишь удивленно спросил:
– Почему вы так решили?
– Ну, это очень легко заметить, – ответила она нетерпеливо. – Но скажите, могу я говорить с вами как мужчина с мужчиной?
– Как мужчина?..
– Дом Андре, вчера, увидев вас, я сразу подумала: «Наконец-то я встретила друга». Я не ошиблась?
Это мольба или вызов? Он был тронут и сказал:
– Вы были правы.
– В таком случае могу ли я просить вас, мой друг, не просить моей руки? Я замуж не собираюсь.
Воцарилось длительное молчание.
– Я поступлю сообразно вашим желаниям, принцесса.
– О, вы даже не спорите! – вскричала девушка, вся вспыхнув и светясь от радости. – Я знала, знала, что вы мне друг! Пожалуйста, дом Андре, не печальтесь и не думайте, что вас провели. Остальным я отказывала не задумываясь. Но с вами я так не могла. Видите ли, если я сама наотрез откажусь выходить замуж, отец отошлет меня в монастырь. Так что вообще отказаться от замужества я не могу, я могу только отказывать поочередно каждому претенденту. Понимаете?
Он понимал; хотя, если бы она дала ему время подумать, он бы непременно пришел к выводу, что в конце концов ей все-таки придется решить – замужество или монастырь, ведь она, как ни крути, девушка. Но времени подумать она ему не дала.
– Что ж, претенденты продолжают приезжать, однако я веду себя в точности как принцесса Рания из сказки – помните, три вопроса, а потом головы бесчисленных женихов на кольях вокруг дворца? Это так жестоко и так утомительно… – Она вздохнула и, опершись на перила ограды рядом с Андре, стала смотреть вдаль на позолоченный солнцем мир, улыбающаяся, необъяснимая, дружелюбная.
– Лучше бы вы и мне задали те свои три вопроса, – сказал он тоскливо.
– Да нет у меня никаких вопросов! Мне нечего спросить у вас.
– Нечего спросить, потому что мне нечего дать вам! Так будет точнее.
– Ах, но ведь вы уже дали мне то, что я у вас просила… обещание не просить моей руки!
Андре кивнул. Он ни за что не стал бы выяснять причины ее просьбы; ему не позволили бы этого собственная гордость и ощущение крайней уязвимости принцессы. Однако она со свойственной ей очаровательной непоследовательностью сама назвала их:
– Я хочу, дом Андре, лишь одного: чтобы меня оставили в покое. Хочу прожить свою жизнь, как мне нравится! Может быть, потом я пойму… Но пока что лишь один-единственный предмет вызывает у меня вопросы: я сама. Неужели я слишком слаба для того, чтобы прожить свою собственную жизнь, отыскать свой собственный путь в ней? Я родилась в этом замке, мои предки с давних времен были его хозяевами, правили здесь. К этому привыкаешь. Посмотрите на эти стены, и увидите, почему никто из атаковавших замок Моге не смог его взять. Ах, жизнь человеческая могла бы быть так прекрасна! Одному Господу известно, что может с нами приключиться! Разве я не права, дом Андре? Нельзя слишком торопиться в выборе своей судьбы. А если я выйду замуж, то заранее известно, что со мной будет потом, кем и какой я стану. А я не желаю этого знать! Мне ничего не нужно, кроме свободы.
– А мне казалось, – сказал Андре с изумлением, точно делая открытие, – женщины по большей части и выходят замуж именно для того, чтобы свободу обрести.
– Значит, этим женщинам нужно меньше, чем мне. Что-то во мне есть такое, там, внутри, твердое и сверкающее одновременно, – ну как мне это вам описать? Это живет во мне и все же как бы не существует; это мое, и именно я должна пронести это по жизни, но оно не принадлежит мне, и я не могу передать это никому.
Интересно, она говорит о своей девственности или же о своей судьбе? Она очень странная, думал Андре, но сколь трогательна, сколь возвышенна эта ее странность. Какими бы самонадеянными и наивными ни были ее утверждения, она, безусловно, в высшей степени достойна уважения; и хотя теперь ему было запрещено любить ее страстно, она все же поразила его в самое сердце, в самое средоточие нежности – первая из женщин, которая оказалась на это способна. Она пребывала в его душе в полном одиночестве – и сейчас тоже стояла с ним рядом, но как бы совершенно одна.
– А вашему брату известны ваши намерения?
– Бранту? Нет. Мой отец очень добрый человек, а Брант – нет. Если отец умрет, Брант силой заставит меня выйти замуж.
– Значит, у
