Заворг. Назад в СССР - Михаил Васильевич Шелест

— Вот и оставался бы там с этой «царицей», — нахмурилась жена.
— Мне другая царица, кроме тебя, не нужна.
— Ладно, давай замнём для ясности, — буркнула жена. — Только, чтобы не шлялся по своим комсомолкам! Сразу почувствую.
Я взял гитару.
— Ты у меня одна, словно в ночи луна, — запел я любимую песню Ларисы.
Мне было очень стыдно, но видя я не подавал. И виниться перед женой за измену не собирался. Не дурак же я, чтобы всю жизнь ходить с клеймом «изменщик»! Главное теперь снова не «сорваться», хе-хе-хе… Комсомолки-спортсменки они, да-а-а… Я уже посмотрел на тех, что в профкоме работают. Ой-йо-йой… Но! Русо туристо я, или «хрен морковкин», ха-ха?
В Москве мы успевали прокатиться по столице и походить по Красной Площади, но в начале июня тут стояла сумасшедшая жара, мы хотели спать и экскурсия наша не удалась.
До Львова мы долетели на «ЯК-40», а там прямо из аэропорта в город Трускавец шёл автобус.
В санатории нам подсказали к кому обратиться, чтобы снять комнату. Тут сдачей комнат промышляли на «широкую ногу». Одна из работниц санатория и предложила, объяснив свой поступок тем, что они давно хотят купить мебельный гарнитур. Комната на две недели обходилась нам в сто сорок рублей. Примерно такой суммы им и не хватало для полного счастья. Я не торговался. Не привыкшие мы… А тем более, морская душа на распашку, хе-хе…
В Трускавце ничего интересного не было, кроме самой воды под названием «Нафтуся». Мне она не понравилась, а для Сына сказали, самое-то. Вот жена с сыном и ходили пить водичку, а я скучал, шарахаясь без дела по старому санаторному парку с огромными, кое где в два, а то и в три обхвата, деревьями. Съездили в город Львов, но Ларисе и он наскучил в два захода. Ну, старый, — да. Ну, крепость, — да. Ну, музей, — да. И что? Надписи и вывески на украинском языке раздражали. Всегда считал Украину русской, однако Львов — это не Украина, говорили львовяне, а Польша. Тут даже язый был больше похож на польский, а не на украинский. У меня родственники с Украины, но с восточной. Так бабу Харитину, папину маму, я понимал. И тут, я тоже, быстро проникся языком и стан на нём говорить по здешнему. За своего принимали. В комиссионном магазине жене симпатичную кофточку с блузкой подобрали, только потому, что я лихо трындел на местном диалекте. Трёхлетний сын тоже быстро освоился с языком, играя с детишками хозяев во дворе.
Короче, было скучно и я сам съездил пару раз во Львов, сказав Ларисе, что Толстов Андрей просил купить струны для электрогитары, которую он, кстати, купил на занятые у меня деньги. Едок во Львов со мной приключилось два более-менее интересных приключения. Во-первых, я увидел продающийся прямо на улице наш минтай. На коробках имелась пропечатанная штампом большая чернильная надпись РМБ «50-лет СССР». И за моим минтаем стояла приличная очередь. Я едва не лопнул от гордости. Хотелось сказать: «Это я, я морозил!». Кушайте люди дорогие! Хохлы ненаглядные!
Второй раз я стоял на остановке автобуса в ожидании транспорта, когда из здания аэропорта стали выносить какие-то ящики, напоминающие музыкальные «колонки», потом просто чёрные ящики, вышли люди с зачехлёнными инструментами.
— Музыканты, — подумал я и понял, что вот у кого нужно спросить про струны, которые я так и не нашёл.
Я подошёл к одному, с приличной копной волос на голове, и спросил:
— Привет, не продаёте струны⁈
Для парня мой вопрос, наверное, прозвучал, как пароль про «славянский шкаф», потому что он сильно удивился.
— Э-э-э, — завис он. — Да, мы, в общем-то у вас во Львове и собирались покупать. У вас, что струн нет?
— Да, я, хе-хе, в общем-то не местный.
— А откуда?
— Из Владивостока.
— О, ёпть. Так там же Япония рядом! МЫ у вас всегда Японию берём.
— А вы не местные, что ли? — удивился в свою очередь я.
— Конечно нет, — фыркнул парень
— А что за группа?
У парня глаза, как говорится, полезли на лоб.
— Примус, ёпта!
Смотрю, разговариваю с Лозой Юрием.
— О! — кричу, — Юра! Извини, не узнал.
Ржали минут пятнадцать. Уже и другие музыканты подтянулись к нам ближе. И Лоза, на какое-то время прерывался от смеха и рассказывал, всю историю заново. А потом все снова начинали «покатываться».
Я им попутно сказал, что муж моей тётки Галины из Тольятти — Райз Александр — администратор группы «Синяя Птица». Они его, естественно, знали. Ребята пригласили нас с женой на свой концерт. Потом подошёл мой автобус и я уехал. Они махали мне в след, ха-ха. Сильно я их развеселил, парень деревенский… Лозу с первого раза не узнал, ха-ха… Сам до сих пор смеюсь, как вспомню.
Примерно, через неделю нашего пребывания в Трускавце, случилась беда.
Хозяева решили обмыть мебельный гарнитур и накрыли стол. Естественно с самогоном. От которого нас с Ларисой вырубило. Буквально с двух рюмок я почувствовал, что валюсь под стол. Правда, очнулся я буквально через минут пять и никак не мог понять, почему и куда меня тащат за руки и за ноги пыхтящие хозяева. Правда пыхтела только хозяйка, а Тарас, огромный экскаваторщик, что-то бормотал, посмеиваясь. Какие-то частушки про клятых москалей.
Когда они попытались стянуть мои руки лейкопластырем, я открыл глаза и вырвался, заехав Тарасу, державшему мои руки, пока его жена прилаживала клейкую ленту, прямо в челюсть. Однако расстояние до его лица было совсем небольшое и удар не получился вырубающим.
— Ах ты бисово отродье! Кацап ё*аный!
Мужик ударил меня сверху вниз, но меня на том месте уже не было. Я крутанулся и вскочил на корточки, а с корточек, не вставая зарядил ему серию из четырёх прямых ударов в подбородок. Я тренировал удары из «гусиного шага» и полного приседа. Серия попала точно в цель, но Тарас только охнул и выпрямился.
— Что за бл*дство⁈ — выругался он по-русски. — Почему он на ногах? Ты что, млять, сварила?
— Что всегда варила, то и сейчас сварила. Крутой раствор. Этот не должен был проснуться. Он должен был сдохнуть в течение получаса.
— Нихрена себе! Так Лариса сейчас умирает! — мелькнула у меня мысль.
— По крайней мере, этот. Он двойную дозу выпил. А жинка его в течение суток спать должна… А потом…
— Сука! — выругался Тарас и попытался снова по мне ударить, но я был внизу, и ему снова пришлось нагнуться. И в это время я выпрямился и