Оторва. Книга шестая - Ортензия
Повисла тишина.
— А ты откуда это знаешь? — поинтересовался кто-то, когда пауза затянулась.
— В журнале читала.
Соврала, конечно. Просто здраво рассудила, что если в XXI веке мой горный велосипед со всеми апгрейдами весил двадцать килограммов, то в конце XIX хоть на десять должен был быть тяжелее.
— А про шины? — спросил ещё кто-то.
— А об этом нам Викторас сообщил.
Все перевели взгляд на чтеца, и он, помявшись, кивнул.
— Да, об этом в рассказе есть.
— Какое любопытное наблюдение, — с удивлением в голосе проговорила Светлана Игоревна, — а мне показалось, что ты совсем не слушаешь и думаешь о чём-то своём. Ну хорошо, продолжай.
— Лошадь может скакать двадцать часов без остановки со средней скоростью 15–20 километров в час, поэтому, пока учитель одевался, хватал велосипед, в полной темноте он мог только ветер в поле искать. И даже если предположить, что начало светать, какими бы велосипедными навыками ни обладал учитель, он не то что никогда бы не догнал беглецов, но даже не увидел, в какую сторону они ускакали. То есть рассказ изначально лишён всякой логики.
— А откуда ты это знаешь? — спросила рыженькая, — про лошадей.
Вместо меня ответила Люся, да ещё и с гордостью.
— А Ева — мастер спорта по конному спорту.
— О-о-о, — послышалось со всех сторон, и они начали переглядываться между собой.
— Ну хорошо, — прервала вздохи комсомольцев Светлана Игоревна, — ты объяснила, что в рассказе имеются некоторые неточности, но про дедукцию не сказала ни слова.
И это называется «некоторые неточности»? Однако. Но не стала спорить.
— А с дедукцией тут совсем плохо, — принялась объяснять очевидные вещи, — любой живой организм устроен так, что в итоге получаем продукт жизнедеятельности, и от этого никуда не деться.
— Что получаем? — Викторас аж приподнялся на коленях, да и остальные нахмурили брови.
— Конечный продукт, — я широко улыбнулась, — человек — существо разумное и складировать его старается в одном месте. В лагере, например, для нас солдатики построили специальные заведения и даже выкрасили в зелёный цвет, — я кивнула на ближайший.
Парни и девушки, проследив за моим взглядом, громко захохотали. Причём все, кроме Виктораса. Его лицо стало наливаться ярким румянцем, и он, обернувшись к Светлане Игоревне, которая тоже, кстати, улыбалась, сказал:
— И это называется обсуждением? Она смеётся над нами.
— Отнюдь, — я опередила вопрос, который должен был мне прилететь, — коровы и лошади это делают регулярно и где попало, даже во время движения, а уж когда стоят, это вообще обязательный процесс. Вот только у коровы на выходе лепёшки, а у лошади — кучки.
— Извини, Ева, что перебью, но не кажется ли тебе, что мы совсем отдалились от темы? — спросила Светлана Игоревна, и остальные дружно загудели.
— Вовсе нет, — я улыбнулась. — Чейз привёл лошадей, ждали мальчика, ехали обратно, и Шерлок Холмс должен был изначально заинтересоваться подобным эффектом. Прошли коровы, а навоз конский. А там, где нашли тело учителя, что говорит сыщик? «Прошло стадо коров, но не бык же его забодал». Он опять не может отличить навоз и называет следы от двух животных стадом. Как вообще такое возможно? И, кстати, бык вполне мог нанести подобную рану. Зато Холмс крошками хлеба смог показать, как скакали коровы. Как он это увидел и запомнил — для меня загадка. Коровы, кстати, могут идти и галопом, и рысью, и в этом нет ничего удивительного. А как он нашёл мальчика? Глянул в окно и увидел. Ну и где дедукция? Если бы Холмс подсадил Ватсона, их нашёл бы доктор.
Я замолчала и, сорвав травинку, принялась её жевать.
— Любопытно, — Светлана Игоревна с неподдельным интересом разглядывала меня около минуты. — Ты подрываешь мою веру в Шерлока Холмса. Даже боюсь предложить ещё один рассказ. Ты ведь и его разберёшь до фундамента?
— Запросто, — я кивнула.
— Ну что ж, остаётся надеяться, что Пушкина ты знаешь не хуже Шерлока Холмса. Завтра, нет, завтра мы все идём к могиле Неизвестного Солдата. А вот послезавтра я бы хотела услышать от тебя что-то столь же интересное.
— Светлана Игоревна, обещаю, — я приложила правую руку к сердцу и поклонилась, — вы будете очень удивлены.
Все дружно загалдели, перебивая друг друга и сыпля на меня вопросы, но в этот момент по мегафону первой смене предложили идти на обед, что меня порадовало, и мы с Люсей, попрощавшись, потопали к своей палатке.
В этот раз управилась с формой гораздо быстрее. Единственное — декольте уменьшила, чтобы не так сильно пялились на грудь, и, прицепив награды, вышла из палатки.
Мамочка моя родная! В темноте во время дискотеки количество народа не так бросалось в глаза, а днём мне показалось, что собралось больше тысячи, хотя по заявленным спискам (видела такой в столовой) на слёт прибыло всего пятьсот человек с копейками.
На помосте стояло несколько столов, за которыми сидели устроители слёта, и трибуна. Увидела Садию и обрадовалась, что не меня одну решили мучить вопросами. Даже появилось желание свалить всю славу на узбечку, но не срослось. Почти до вечера нас мурыжили вопросами, которые подавались на бумажках всеми желающими.
За всё время я одна выхлебала два кувшина с водой, впервые узнав, что во время длительных дебатов рот сохнет хуже, чем наутро после водки. Радовало лишь то, что подобных мероприятий больше не будет.
С превеликим удовольствием узнала, что заряжающей с выносом флага назначили другую девушку и мне вообще не придётся топать на могилу Неизвестного Солдата. Вот за это Каренину мысленно пообещала огромную благодарность. Потом, когда перестану на него дуться и мы помиримся.
Старлея, спешащего в сторону палатки, где разместился Женя, едва не пропустила. Но он так старательно воротил от меня нос, чем мгновенно привлёк внимание. Во-первых, я точно знала, что он в части остался за командира и к нашему лагерю не имел никакого касательства. А во-вторых, раз он всё делал, чтобы я его не узнала, во мне мгновенно проснулась фобия подслушивания. Не знала, существует такая на самом деле или нет.
Мы как раз шли на ужин, и я шепнула Люсе, что мне срочно нужно в уборную. Отошла в сторону, а потом крадучись
