Только вперед! - Денис Старый

— Зашевелились! — с явной радостью голосе сообщил Иван Кашин, проигнорировав моё замечание.

Его наблюдение в подзорную трубу оправдывается, если появились признаки прибытия высокой комиссии. Всегда начинается суета перед приездом начальства, ну или командования. Все вдруг начинают делать вид, что работают или столь рьяно несут службу, что сложно представить иных более ответственных служак.

Вот и сейчас турки выставляли орудия, просыпались, убирали следы своих «пикников». Лошадей отводили в сторону, чистили мундиры. Так что не было сомнения — мы смогли просчитать действия визиря, и все сделали правильно. Оставалось дело за малым — произвести тот самый выстрел.

Еще минут через сорок показались всадники. Те же, что мы уже наблюдали вчера. Значит, и визирь тут.

— Вижу цель! — сказал Кашин.

Но как? Как он видит цель, когда я могу это сделать только в подзорную трубу? Орлиный глаз. А я еще соревнуюсь с Иваном, чтобы не хуже него стрелять на дальние дистанции. Просто я не вижу того, что видит он. Вот и секрет.

— Вижу! — теперь и я подтвердил.

Не так, чтобы видел, на самом деле. Но направление понятно. И теперь я вел цель, которая немного приближалась. Визирь ехал впереди всей своей свиты.

Вдох-выдох. Расстояние пятисот метров. Цель вижу до сих пор лишь приблизительно. Безусловно, выстрел очень сложный. Но есть надежда на то, что, либо я, либо Кашин всё-таки достанем визиря.

— Держу! — сообщил я напарнику.

— Держу! — откликнулся Иван.

— Работаем! — приказал я.

— Бах! Бах! — почти дуплетом прозвучали выстрелы.

Светло-серое облачко от сгоревшего пороха не позволило рассмотреть результат.

— Уходим! — сказал я.

Когда нужен хоть какой-то ветер — его нет, когда же он совсем не к месту, то его слишком много. Дожидаться же, пока развеется дым, нельзя.

Резко поднявшись, пригнувшись, мы стали уходить. Путь отхода, даже два, были оговорены заранее. Я — направляющий, и мне выбирать, как уходить.

Пройдя вдоль ложбины, я что было мочи рванул в сторону позиции русских войск. Это был самый короткий путь домой, вместе с тем опасный. Менее чем в ста метрах в стороне располагались турецкие траншеи. Как правило, там находится крайне мало солдат противников, прежде всего, наблюдатели и минёры, но враг в траншеях был.

Сто метров пробежали. Ни одного выстрела в нашу сторону не последовало. Расчёт на то, что противник будет ошеломлён, действовал. А также на то, что не сразу и понятно будет, что вообще произошло. И кто это бежит в темно-зеленых лохмотьях. И все же…

— Бах! Бах! Бах! — последовало не менее десяти выстрелов в нашу сторону, когда до родных, до русских, укреплений оставалось шагов триста.

— Ай! — не выдержал я, вскрикнул, когда вражеская пуля обожгла мне левую щёку.

Увидел, как Кашин заваливается, заплетаясь в собственных ногах. Через секунду понял, что он ранен. А ещё через пару секунд осознал, что по моей щеке хлещет кровь. Не просто пуля обожгла и пролетая мимо, случилось и попадание. Косвенное, но неприятное.

Ну и разве же время мне теперь думать, что до конца жизни оставаться со шрамом? Но, даже когда я подхватывал Кашина под руки, не мог отделаться от мысли, что уже вряд ли буду считаться красавчиком. Кто-то магнитики с Крыма везет, пусть и в будущем. А я вот… свой «сувенир» — шрам.

— Бах! Бах! Бах! — наконец, начал отрабатывать прапорщик Смитов.

Русская артиллерия открыла огонь. Нашёл возможность обернуться назад. В нашу сторону устремилось не менее, чем две сотни конных турок. Возможно, татар — тщательно рассмотреть времени не было.

— Бах! Бах! Бах! — начали отрабатывать штуцерники.

Мои стрелки били с русских позиций. Значит, враг приблизился к ним не менее, чем на пятьсот метров. Значит, наше расстояние от врага примерно метров сто пятьдесят. Соотношение цифр благоволило, если бы только мы бежали.

— Да брось ты меня, командир! — канючил Кашин, не переставая.

Вот доберёмся до наших позиций, всё ему выскажу. А пока нельзя сбивать дыхание частыми разговорами. Подхватив товарища, как только мог быстро, я приближался к первой русской оборонительной линии.

— Бах! Бах! Бах! — вновь ударили наши пушки.

— Иван, смотри назад! — приказывал я.

Сам смотреть назад я уже не мог, так как оказалось быстрее передвигаться, когда я Кашина волочу на спине.

— Есть! Есть, командир! — закричал Кашин.

Если сам не помрёт — убью гада! Мне что, переспрашивать, что именно «есть»? И так дыхание сбил.

— Смитов прямо по кавалерии, в скопление, ударил! Как бы не половину турок посекло в раз! — наконец, объяснил Кашин, чему он так радуется.

— Бах! Бах! Бах! — а это уже должна была отработать третья группа моих штуцерников.

Замечаю, как из русских укреплений выскакивают сразу десяток моих бойцов. С собой у них кусок материи, такой, как мы используем при доставке своих раненых.

— Бах! Бах! — звучат выстрелы в нашу сторону.

Скорее всего, это кто-то из уцелевших конных турок разрядил свои пистолеты. Пули пролетают мимо. Слава тебе, Господи! Хватило сложностей. Да ещё этот шрам… Не разлюбят ли мои женщины такого уродца?

Да, теперь об этом уже можно подумать. Бойцы догнали нас, перехватили Кашина, быстро понесли его в сторону русских оборонительных позиций. Другие остались прикрывать и открыли огонь из пистолетов по оставшимся еще в строю туркам.

Я же, как только сбросил груз, не побежал, а словно бы полетел. Опережая всех. Наверное, шёл на рекорд. Жаль, что никто время не засекал.

— Командир! — встречал меня на позициях капитан Саватеев.

Он смотрел на меня странными глазами. Был бы капитан барышней, сказал бы — влюблёнными. А ещё он впервые меня назвал командиром. Так меня называли между собой солдаты, иногда младший офицерский состав. А вот белая кость не называла. Признание?

— Ну, чего молчите, капитан? — спросил я, извлекая платок, пытаясь протереть кровь.

Правда, эти манипуляции были бесполезными. Лишь только размазывал.

— Вы попали в визиря. А ещё в того француза-артиллериста, который нам жизни не давал и прицельно обстреливал крепость! — высказался, наконец, Саватеев.

Кровь льётся по щеке, уже и по груди. Усталый, холодный и голодный… А я улыбаюсь. Получилось!

— Господин секунд-майор Норов! — моё умиление прервал неизвестный мне капитан. — Его сиятельство, высокопревосходительство фельдмаршал Миних