Атаман - Алексей Викторович Вязовский

Платов сразу подобрел, почуяв себя на коне.

— Видишь, Петя, возгордился ты не по чину, а сам-то многого и не знаешь! Европейцы, говорят, слетелись сюда как пчелы на мед — денежки у этих маратхов водятся в изобилии, а всё в местной речке такое мутное, лови — не хочу. Вот кое-кто и наловил… — Платов хохотнул, — … аж целое княжество. Есть тут такая мадам, Бегум Самру, вдова командира отряда наемников и княжна Сардханы. Очень влиятельная дама, ее столица всего в ста верстах от Дели, и на чью сторону она встанет, тот и царь, потому как имеет собственную армию из наемников…

Матвей Иванович сделал паузу и внимательно на меня посмотрел, как будто сомневался, стоит ли продолжать.

— Ты мне про этих воителей, Холкара и Синдию, в двух словах сказал. А Сингх на нашей встрече кое-что поинтереснее мне выдал. Этот Синдия необычайно усилился за последние годы, и Холкар против него уже не тянет. А Бегум заколебалась… Получил наш махараджа два письма — от Холкара и от княжны. Холкар просит помощи и сулит золотые горы. Бегум пишет, что готова встать на его сторону, если сикхи пришлют ей подкрепление.

Платов задумался, раскурил трубку. Выпустил несколько колец табачного дыма вверх. Я спокойно ждал. Все уже решено, чего нервничать.

— И вот что я хочу сделать, — продолжил атаман. — Сформируем деташемент не из казаков, а из горцев-афганцев, добавим к ним тех, кого ты тут обучал всяким воинским премудростям. И пошлем их как помощь — вроде как от Сингха, но под предводительством нашего человека. У этой Бегум всего 3000 солдат и сто европейцев в качестве офицеров. С нашим подкреплением получится внушительная сила….

— Что-то все сложно, — засомневался я. — Нам-то это зачем?

— А по-другому, Петя, с азиатцами нельзя. Они цари обмана и интриги. Но и мы сами с усами, — подмигнул мне атаман. — Пусть этот Холкар сцепится с Синдией, а пока они будут мериться, у кого меч длиннее, я к Дели подойду, и цап — шах у меня в кармане! А после буду уже индийцам диктовать условия.

— Без своей сотни не пойду, — выставил я свое требование, уже сообразив, что от меня ему нужно.

Платов довольно рассмеялся. Собственно, он к этому и вел — добиться от меня согласия, ничего не обещая взамен. Устроил публичный разгон, чтобы потрафить своим полковникам, сменил гнев на милость, намекнул, что я незаменим — так всю эту затянувшуюся сцену надо понимать? Или что-то еще осталось за скобками — что-то, чего я не понимал? А вдруг ему зачем-то понадобилось убрать меня из Лахора? Или он готов пожертвовать мною во имя неизвестных мне целей? Игра, начавшаяся с великого блефа, с обмана с утаенным приказом из Петербурга, приобретала все более и более сложный и запутанный характер, и я ничего с этим поделать не мог.

— Забирай, Петро, свою сотню, — махнул не глядя с барского плеча атаман. — И помни: мне не нужно, чтобы кто-то победил. Чем они дольше будут друг друга мутузить, тем нам лучше. Понял мою мысль?

Куда уж понятнее. Мне осталось только чертыхаться. Все мое естество, весь мой опыт военного требовал любой ценой побеждать, а не выкрутасничать на поле боя. В поддавки играть меня не учили. Ох и в тухлую историю меня решили втравить!

* * *

Моя сотня…

Эти люди, эти воины, прошедшие со мной пол Азии, стали мне семьей. По-другому уже не мог к ним относиться — родные, ближники, побратимы. Козин, Зачетов, Кузьма и десятки других — сколько раз мы прикрывали друг другу спины, сколько раз ели из одного котла и спали, укрывшись одной попоной? При расставании они назвали меня своим атаманом — разве есть еще более значимое слово в казацкой среде? Больший знак доверия, авторитета, признания?

Они стояли передо мной, за их спинами блестели воды Инда, а меня душили слезы — так я был рад их видеть! Живыми, хоть и с поротыми спинами. Хотелось обнять каждого — стиснуть в крепких мужских объятьях, расцеловать по-брежневски, похлопать по плечу.

Их глаза сверкали от радости встречи. Видел, что сдерживали себя из последних сил — воинская дисциплина, вбитая в подкорку удерживала их, не давала смешать пеший строй, кинуться скопом мне навстречу. Я это видел!

— Здорово, орлы! — громко крикнул, подъехав к построенным в четыре ряда казакам.

— Сотня! — взвился голос Козина, видимо, по старшинству занявшего место старшего командира. — Шашки подвысь!

С легким шорохом клинки были извлечены из ножен. Казаки отдали мне салют.

— Благодарю за службу, казаки! — отсалютовал я им своей бухаркой.

Спрыгнул со своего аргамака, подошел ближе.

Козин и Зачетов смущенно переминались с ноги на ногу, отводили глаза.

— Никита, Гавриил, хорош девиц на выданье из себя изображать. Все уже знаю. За Марьяну впряглись — нет у меня к вам упрека!

Урядники радостно переглянулись и выдохнули.

— Обнимемся, братья? — я распахнул им свои объятья, и вся сотня радостно загомонила. Командир не сердится, командир их не забыл!

— Атаман! — урядники, прослезившись, кинулись со мной обниматься.

— Как спины? К походу готовы? — осведомился я после того, как мы вдоволь наобнимались.

— Да что нам сделается! Казачьему роду нет переводу! — откликнулся Зачетов.

— Где Марьяна?

Урядники смутились.

— В строю она, мы ее казачком нарядили, чтоб глаза чужим не мозолила.

— Ну и правильно, — я оглянулся на казачьи ряды, выискивая глазом девушку.

— Марьяша, покажись! — крикнул Зачетов и тихо мне шепнул. — Ждала она вас, вашбродь.

— Ох, Гавриил, не ко времени все эти бабские мечты, — крякнул я с досадой.

— Я ей говорил, — извиняющимся тоном ответил урядник. — Да только что ж с девицей поделать…

К нам подошел молодой казак в туго затянутом бешмете — Марьяну, спрятавшую свои длинные косы под папаху, и не узнать. Казачий наряд ей был к лицу: черкеска выгодно подчеркивала талию, ичиги — стройные ноги, небольшой кинжал на поясе превращал ее в амазонку.

— В сотне никак пополнение? — хмыкнул я.

Девушка несмело подняла на меня глаза.

— Что я тебе обещал при расставании? Помнишь? Сказал, что вернусь, вот и вернулся.

Марьяна вспыхнула, как маков цвет.

— Неправда ваша, господин офицер. Это мы за