Потешный полк - Денис Старый
Дёргаными нетерпеливыми движениями я стал приподнимать ночную рубаху девушки. Ещё более нетерпеливо я стал целовать её. Руки жили своей жизнью. И вовсе будто бы я раздвоился: с одной стороны, будто бы наблюдал за всем этим со стороны, с другой стороны, упивался теми эмоциями и желанием, которые взяли верх надо мной.
Анна жадно отвечала на мои поцелуи. А потом на меня и вовсе будто бы упал тяжелый пресс, выбивающий разум. Опомнился я, когда рычал, а девушка подо мной стонала. И даже с такими разными тембрами голосов, казалось, что мы живём и дышим в одной тональности, поём одну песню, играем музыку своей страсти. Сложно представить, что подобное может повториться когда-нибудь ещё.
В какой-то момент я рухнул рядом с Анной. Мы лежали и не думали о том, чтобы восстановить дыхание. Мы молчали, но в этой тишине, разрываемой лишь тяжёлыми вздохами, я не ощущал неловкости. Словно бы всё то, что только что произошло, — не ошибка, а закономерность.
Кровать была небольшая, я бы её окрестил «полуторкой», так что жар раскалённого женского тела всё ещё меня согревал. Мы лежали, прижавшись друг к другу. И будь это ложе втрое большее, уверен, что все равно было мало места и мы тянулись друг к другу.
И как после этого я могу быть груб с ней? Как после этого я могу выгнать Анну, думать о том, что нечто подобное с ней может испытать другой мужчина?
Мой опыт в отношениях с женщинами небольшой. В прошлой жизни, по сути, была только одна — моя жена. Остальное, что до нее — тлен и не стоит вспоминать.
И теперь всё то, что я чувствовал к той женщине, к жене Лене насколько её уважал, любил, оберегал, всё это начинал ощущать и в отношении Анны. Я хотел защищать, оградить свою женщину от всех невзгод и переживаний. И мне было сейчас настолько хорошо, что лишь единожды я вспомнил, что живу сейчас в сословном обществе. Вспомнил… Забыл…
Вот и она — медовая ловушка! Попался я-таки в неё. Но оттого, наверное, и названа она «медовой», что сладка, как мёд.
Теперь мне нужно со всем этим разбираться. Но безусловно, оберегать Анну. Если надо будет — ради неё пойду против Матвеева. Хотя ещё как можно дольше нужно продержаться без прямого столкновения с наиболее сильными игроками. Да и государственными делами нужно думать, все же.
Матвеев может только казаться мне врагом. Но делать на благо Отечеству, мы с ним можем почти одно и тоже. Этот деятель скорее поддержит необходимые для взлета России изменения. Большим западником мог быть только Василий Голицын.
Вот, наконец, ко мне и разум возвращается.
— Я… никогда… — пыталась сказать Анна, но её голос срывался, а после и вовсе девушка расплакалась. — Прости меня, не гони меня. Сделай своей рабой, но оставь подле себя.
— Куда же я тебя теперь погоню? — сказал я, поглаживая бархатное бедро девушки.
Несколько слукавил я. Погоню, конечно, если мне проблемы станет чинить. Если продолжит играть против меня, а не быть за меня.
Желание вновь начало возвращаться ко мне. Даже после таких эмоций окончательного пресыщения не наступило. Я вновь стал целовать Анну, вызывая у неё удивление. Было понятно, что так не относились. Что она не думала, что можно так — нежно, при этом решительно. Когда не требовалось слов, когда губы постоянно заняты.
И какие же сладкие у неё уста!
— Ку-ка-ре-ку! — прокричал суповой набор.
И даже в Кремле есть петухи, как бы это не звучало.
Встал. Потянулся. Улыбка тут же легла на мое лицо. А увиденное сделало мое утро, или даже весь день.
Обнаженная, лишь только чуть скрутившись ближе к позе эмбриона, мирно посапывала богиня. Ну да, так и есть. Если и могли быть греческие богини, то рядом со мной — Афродита. До чего же хороша Анна. Сколько прелестей скрывает эта женская мешковатая одежда.
Аннушка посапывала, при этом улыбалась. Не было у нее тревог, снилось что-то приятное.
Начал делать зарядку. Так, по немногу, без силовых упражнений. Все же ранения еще дают о себе знать, но это не повод, чтобы ничего не делать.
Отличное начало утра принесло и весьма позитивные мысли. Ну присматривал за мной Матвеев… Ну так как иначе? Как будто не я словно бы с ноги вышиб дверь, ведущую к власти? И умный человек, который находился за этой дверью, обязательно заинтересуется, кто же это к нему ломится.
Тем более, если бы я действовал только исключительно прямолинейными методами, то и меньше было бы ко мне вопросов. Делаю и поступаю так, как это свойственно людям этого времени. Например, «балду гоняю» по большей части, ну и еще иногда кого-нибудь напрягаю поработать.
Нет, я и сам впахиваю, того же требую и от других. И это мое преимущество. Так меня сложно контролировать. Ибо ни один боярин не станет каждый день планировать и работать от условного звонка, до безусловного окончания рабочего дня, так как наступает ночь.
А боярин Матвеев, может и не знает, сколько использовано мною хитростей. Но думаю я, что у него даже чуйка в этом направлении развита. Как-никак, но Артамон Сергеевич немало времени пробовал почти что на вершине власти.
Да и коллега он, по сути, разведчик. Ведь заведовал и контрразведкой и иностранной разведывательной деятельностью, как бы это не называлось сейчас. Ворон ворону глаз не выколет? Посмотрим. Расслабляться не стоит. Напротив…
Устрою-ка я игру с Матвеевым. Пусть Игнат и Анна передают боярину то, что мне нужно. Какую-нибудь полуправду, или даже откровенную ложь. Ну, а я, чтобы потом выгородить и девушку, возможно, и Игната, хотя с ним нужно еще поговорить, скажу, что сам догадался.
Сегодня был день, который я хотел своей семье. По крайней мере, можно поработать, но не здесь, а рядом с родными. Конечно, некоторым образом я буду использовать своё служебное положение. Ведь никто не собирался останавливать следствие.
Главные фигуранты, если только не выявится ещё кто-то, опрошены. Их показания запротоколированы. Сейчас материалы дела и вовсе компилируются. И оригиналы я хотел бы увезти куда-нибудь из Кремля. Так что главная работа с людьми выполнена.
Однако во время бунта случилось столь много происшествий, как мелких, так и достаточно значимых, что стоило бы
