Потешный полк - Денис Старый
— Из допроса выходит, что Софья Алексеевна не была головою бунта. Токмо и вовремя его не остановила. Стала это делать опосля, — выдавал полуправду Игнат.
Шут понял, что полковник Стрельчин хочет идти на соглашение с Софьей Алексеевной и с Василием Васильевичем Голицыным. О чём именно Егор Иванович хочет договориться, было неясно. Для Игната же было понятным другое: этот молодой полковник затевает собственную игру.
И как же сейчас хотелось Игнату Бушуеву находиться не в палатах Матвеева, а рядом с полковником. Рядом с Анной, с той девицей, что стала для бездетного и неженатого Игната словно дочерью родной. Как же щемило седрце старика это предательство!
Но вместо того теперь он вынужден быть с Матвеевым.
— Значит, в монастырь Софью? — задумчиво сказал Матвеев, когда Игнат ему в целом описал картину происходившего в кабинете головы следственной комиссии. — Иные сие поддержат. Царственной крови проливать никто не желает.
Ни слова не прозвучало о том, что это Стрельчин выдвигал условия, и что полковнику будет с того выгода, если Софья Алексеевна отправится в заточение в монастырь.
— Токмо лишь быть в монастыре, но без пострига — сие не лучшее. Постричь в монахини потребно Софью Алексеевну, — размышляя, говорил Матвеев. — И ты на то Стрельчина подбивать станешь.
Игнат поклонился. Он уже понял, что настаивать и спорить бесполезно, а если крепче убеждать полковника в необходимости пострига Софьи Алексеевны, то Егор Иванович уж наверняка всё равно сделает по-своему.
— А что Милославские? Какие показания они дают? — всё-таки удовлетворившись ответами по допросу Софьи, спрашивал Матвеев.
— Ивана Милославского полковник не думает привлекать по делу бунта. Зато он уже собрал немало свидетельств казнокрадства со стороны былого державного казначея, — доложил Кульгавый. — Судить за это желает Думе Боярской предложить. Там вельми много денег пошло на Милославских, мимо казны.
Матвеев преобразился, даже встал со своего стула. На лице боярина заиграла улыбка. Артамон Сергеевич как раз вступал в должность державного казначея. Так что ему были позарез нужны свидетельства преступной деятельности своего предшественника.
Матвеев пока только догадывался о хищениях из государственной казны, а если и были у него факты, то сплошь незначительные. Если у полковника есть что-то большее… Впрочем, тут боярину удалось подавить свою радость.
— Ну, о том, что есть у полковника на Ивашку Милославского, я со Стрельчиным сам поговорю. И правильно ли я уразумел, что Стрельчин у государя тебя выпросил? Что ты вольный нынча? — сказал Матвеев, буравя взглядом пожилого придворного шута.
Игнат прекрасно понимал, что если боярин Матвеев захочет, то можно переиграть даже и царское слово. Однако Бушуев думал ещё и о том, что Артамону Сергеевичу позарез нужны люди рядом с полковником.
— Добро же. Будь подле него… — Матвеев вновь изменился в лице, стал строгим. — Отчего девка твоя не отрабатывает? Стрельчин всё никак в блуд не ударится.
Словно ножом провели по сердцу Игната. Вот и Анне нужно лгать Егору Ивановичу. А ведь девица влюбилась в мужественного, молодого и красивого полковника.
Если бы Игнат действительно задался целью, чтобы Анна возлегла с полковником, то так оно было бы. Белены какой подмешал бы Стрельчину. Да и на Аннушку нажать можно так, что она безропотно ляжет, а ещё и соблазнит. Девка явно не против.
Но любил Игнат, считай, что свою дочку. Во многом получалось в последнее время ограждать Аннушку даже от унижений. То, что прежняя хозяйка, дочка стряпчего у крюка, Настасья, бивала Аннушку — меньшее из зол. Уж куда лучше пощёчину получить по своей щеке, чем быть снасилованной.
— Полковник повинен блудить. Он молод, здесь должна говорить натура, на том его и подловить, — требовал Матвеев. — А кто блудит, тот и полоняным своим порокам становится.
А Игнат думал, что и его судьба, и судьба названной дочери висит теперь на волоске. Анна уже порывается рассказать Егору Ивановичу, что появилась в его жизни не совсем случайно.
Глаза Игната стали грустными, но больше ничем не выдал он теперь своих мук. Видимо, пожил уже, можно и на прощание с жизнью громко хлопнуть дверью. Хоть на сколько часов или даже минут, но окончательно скинуть рабские оковы. Или даже в лицо послать к чёртовой матери боярина Матвеева? Да и не только его.
— Ступай, Игнатка, завтра же ожидаю тебя. И кабы девка твоя блудила с полковником! — сказал Матвеев, выпроваживая изрядно осунувшегося за время разговора пожилого человека.
Матвеев недоумевал. Ну не может же молодой полковник, который ещё буквально седмицу назад был десятником, настолько прозорливо и мудро вести себя.
Всё, что Матвеев узнавал о том, как именно происходит следствие, убеждало, что Егор Иванович Стрельчин делает всё так, что хоть дьяков к нему посылай на обучение. А если уж быть откровенным, так не только дьяков, но и много кого из бояр. Вот только в подобном Матвеев не признается даже себе.
Артамону Сергеевичу позарез нужно было хоть какое-то проявление глупости и слабости, порочности полковника. Иначе за что цепляться, чтобы Егора Ивановича делать своим рабом?
И в этом деле нельзя идти напролом, силой действовать. Во-первых, у Матвеева не так много исполнителей, чтобы он смог угрожать полковнику тайно. Открыто же — не может.
Во-вторых, странным образом, но Ромодановские пока намёками, но прозрачными, говорят, что не позволят уничтожить парня.
Была особая надежда на то, что Стрельчин совершит какую-нибудь глупость по отношению к своему обидчику, Афанасию Нарышкину. Это было бы подарком для Матвеева. Так он и полковника пришьёт к своей штанине, и уберёт зарвавшегося Нарышкина.
Но полковник бездействует… И даже девку ещё никак… А ведь все во дворце слюни глотают, когда нагайская девка проходит мимо. Да, ей бы немного набрать в телесах, уж больно тоща. А в остальном сложно сыскать девицу попригожей, чем она.
Артамон Сергеевич потянулся. Время уже позднее.
— Авдотья! — выкрикнул Матвеев.
Тут же в его горницу зашла ладная девица, молодая, и двадцати годков нет. Как для Матвеева — молодая, но так-то уже взрослая жена.
— Давай! — потребовал Матвеев, не уточняя, что именно.
Авдотья уже знала, что нужно господину. Третий день, как она греет ложе боярина. Так что девица, ставшая срамной, безропотно принялась снимать свой сарафан.
Глава 5
Москва. Кремль.
20 мая 1682 года
В свою спальню я вернулся озлобленным и решительным. Предстояло разобраться с Анной и понять, не предательство
