Второй шанс - Никита Киров
— Так и есть, — плечистый закивал. — Сам на себя ругаюсь, но всё равно тянет повспоминать.
Это капитан Федин, усатый мужик, настолько смуглый, будто соляра въелась в его кожу. Он был командиром танковой роты, и это одна из его «коробочек» тогда взорвала нашу тушёнку.
Федин уволился из армии, сейчас ездил челноком в Китай, продавал шмотки на рынке. Ещё был разведчик Сунцов, ныне работавший грузчиком в строительном магазине, невысокий угрюмый мужик.
Третьего офицера я не знал, Маугли представил нас. Это Витя Романов, старлей, ныне работавший в частной охране. В Чечне он не был, но служил в Таджикистане, где тоже было жарко, и с другими поддерживал контакт.
Ну и появился Моржов, десантник, опер, но сейчас он будто бы пришёл, как частное лицо. Он нужен, чтобы проследил, что всё пойдёт как надо после сеанса воспитания. Нам же нужно проучить гадов, но чтобы самим после этого не уехать на зону. Ну и не на кладбище, конечно, если противник вдруг решит биться до последнего.
Я рассказывал, что узнал. Наши парни привыкли меня слушаться, отставные офицеры ко мне ещё только присматривались, но расклад я давал грамотный. Офицеров здесь много, и слушаться бывшего сержанта они точно ни с того, ни с сего не собираются. Но сейчас гражданка, в которой они своего места особо и не нашли, и запросто общаются с нами. Там бывали разные офицеры, но в этих можно быть уверенным, что не сдадут. И заодно — поддержим знакомство и после войны, это очень важно.
Да и дело такое, которое могло коснуться любого из нас. Любой мог вернуться оттуда инвалидом, и у него так же могли отобрать всё. Поэтому все так злы.
— Ну что, пойдём — поговорим с ними, как надо, — закончил я. — Он там так и сидит со своей кодлой. И думает, что ему всё можно. Зря он так решил.
Глава 5
Мы шли в темноте, решительные, настроение не подавленное, наоборот, даже появился какой-то раж. Потому что идём всей толпой, вместе, прикрывая друг друга. Но при этом не лезем на рожон, не пьяные, с холодными головами, понимаем, чего хотим добиться.
Я шёл впереди, слушая, что обсуждают офицеры.
— А ты ещё телевизору веришь, — Маугли усмехнулся, разговаривая с танкистом. — По ящику то сказали, по ящику это, — передразнил он.
— Вот я смотрю телевизор, — капитан Федин расправил усы, — потому что уверен в нём на все сто: всё, что там говорят — полный п***ж!
— Ну ты живчик, конечно, сказанёшь порой, — произнёс наш новый знакомый, лейтенант Романов. — А вы слышали, пацаны, как Федина хоронили? Живчик он и есть живчик.
— Нет, — отозвался Царевич. — А что там было?
— Так чё. Приехал груз двести в наш родной город — цинковый запаянный гроб. Пишут, мол, капитан Федин, командир танковой роты, пал в боях за Родину, героически погиб при взрыве танкового боекомплекта, ну и так далее и так далее. Гроб вскрывать не дали, кстати. Закопали, дали залп, помянули, а через сорок дней он сам приехал. Живой.
— Не того в гроб положили, — догадался Халява. — Бывает. У меня вот жетон Царевича, — он потянул цепочку на шее, — мы с ним менялись на удачу. Если бы чё случилось с одним из нас, похоронили бы совсем не того.
— А я бы знал, предупредил бы по телефону, — сказал Федин. — А мне отпуск дали, я довольный домой еду, сюрприз думаю всем устрою, обрадую. Захожу во двор, батя дрова рубит, меня увидел, аж топор выронил, сел на пенёк, лицо покраснело. Я уж думал, сердце у него схватило, домой забегаю таблетки какие-нибудь взять, а там мать меня увидала, как давай орать благим матом, и икону достала. Вот рёву-то было.
— Зато живой, — заключил я.
— Ну да, — танкист закивал. — Паника кончилась, прорыдались, потом все только радовались, что живой.
— Лучше живой и здоровый, чем мёртвый и больной, — вставил Шустрый с усмешкой.
— Это да, — Федин заржал. — Но лучше без таких сюрпризов. А могилка всё-то стоит, не выкапывали бедолагу какого-то, всё-то в военкомате разобраться не могут, кого в гроб упаковали и с какого перепугу на меня подумали. Напутали что-то в штабе, спорят ещё, что это я там лежу. А я и не тороплю. Раз место занято, то точно поживу ещё, рано пока на тот свет.
Танкистов мы любили и уважали. Мужики эти крепкие, как броня танков, на которых они шли в бой. Они горели и погибали целыми экипажами, но никогда не предавали и не бросали нас.
Танк в городе — машина очень уязвимая. Им обязательно нужно было прикрытие пехоты, без него они умирали быстро, поэтому взаимопонимание у нас появилось с самого первого дня.
До нас доходили слухи, что якобы кто-то из танкистов переходил к Дудаеву на своих танках за огромные бабки, но мы такое никогда не видели и не верили, что это возможно. Слухов-то каких только не бывает, придумывать все горазды. Да и дудаевские танки были уничтожены ещё в первый месяц боёв.
Так что взаимопонимание появилось быстро, и, как я вижу, оставалось до сих пор.
— А ты чё это? — удивился Маугли, заметив ещё одного участника нашей банды.
Приехавший Саня Газон нацепил чёрный спортивный костюм, чёрную куртку, а вязаную шапку раскатал в маску с прорезями для глаз. Только по походке можно понять, что это Газон.
— Оставь, — сказал я. — Кому-кому, а ему светиться нельзя.
Газон рисковал больше всех нас. Мы шли против небольшой банды без серьёзных связей, которая сама не вывезла тех, кого решила ограбить. Но Газон — из братвы, из крупной ОПГ, и ему предъявят за такое. И не только дело в том, что он пошёл на дело без одобрения своего бугра — с нами ещё мент. И всё же, Саня решил идти, нас не оставил.
Первым делом — разведка.
— Там сидят, — Шопен заглянул в окошко полуподвальной качалки.
База Симы и его кодлы размещалась в подвале старого дореволюционного дома, где гопники обустроили качалку. Ход туда один, но окна большие, часто открывались, чтобы проветрить от курева. Кто-нибудь может полезть через них, тем более, решёток нет.
Внутри видно самодельные тренажёры, штангу с множеством блинов на стойке, гантели и гири. В углу на парашютных стропах висела боксёрская груша из красного дерматина.
— Надо бы тоже качалку замутить, — прошептал Шустрый рядом со мной и пихнул Халяву. — Спорт — сила, клубы — могила, да, Славян?
— Да ну тебя.
— Замутим, — сказал я. —
