В дивизионе - Алексей Дягилев
— Так это ты что ли в меня стреляла, там в госпитале? — осеняет меня.
— А кому ты нахрен, кроме меня нужен. Конечно я. И комиссара твоего под монастырь подвела, донос настрочила и улики подкинула. Его поди уж и расстреляли. — Колется Анфиска.
— А комиссара-то за что? — Удивляюсь я.
— А чтобы не совал свой жидо-комиссарский нос не в своё собачье дело. — Ругается дерзкая шпионка.
— Так ты не одна была? — расспрашиваю я её дальше.
— Нашлись благодетели, из ваших, краснопузых. Эти проклятые колбасники меня прооперировали, подлечили и бросили подыхать в госпитале, когда сами начали драпать. Пришлось выкручиваться. — Хитро ухмыляется Анфиска.
— А ты что, не любишь своих хозяев? — удивляюсь я.
— Да в гробу я их всех видала, с их идеями. Что ваши краснопузые, что нацисты. Да чем больше вы друг друга поубиваете, тем лучше. — Раздухарилась она.
— Как хоть выкрутилась-то? — подначиваю я Анфиску.
— Известно как, подмахнула кому надо. Вы же, мужики, без ума от гулящих баб. А я не один способ знаю, чтобы привлечь, поднять неподъёмное, и впихнуть невпихуемое. Потому что козлы. Сплошь и рядом одни кацапы… — Матерится шпионка.
— С кем хоть кувыркалась-то? — любопытствую я.
— А тебе не всё ли равно?
— Да в принципе пох. Небось старшину какого-нибудь приголубила. — Опускаю я её ниже плинтуса.
— Сперва старшину, потом зампотылу полка, дивизии, армии, командующего фронтом…
— Ну и фантазии у тебя, влажные. — Снимаю я лапшу со своих ушей.
— Про это можешь сам у него спросить, как он меня драл, прямо на столе с оперативными картами. — Хвастается Анфиска.
— Спросят, кому надо. Ты анархистка что ли? — перевожу я разговор, соскакивая со скользкой темы, чтобы не показать свою заинтересованность.
— Я и сама не знаю. Обрыдло всё. Надоело. Когда уже меня шлёпнут? Ты не знаешь? — устало произносит она.
— Что, «мальчики кровавые» по ночам снятся?
— Это ты на что намекаешь? — подозрительно уставилась она на меня.
— Я про семью лесника. Про детей, которых ты порешила. — Хочу я прояснить ситуацию.
— И кто тебе про это сказал?
— А ты разве не помнишь? Сама же и говорила, когда я тебя подстрелил.
— Ну, ты, и дебил, мусор. Нашёл кому верить. Да я тогда такой бред несла, что и сама не помню. Да и не было никакой семьи, тот дом я брошенным нашла. — Оправдывается Анфиска.
— А Варюха? — продолжаю грузить её я.
— Эта корова? И тебе её жалко?
— Человек, всё-таки.
— Эта дура сама виновата. Рацию мою в доме нашла. Вопросы стала неудобные задавать, вот и получила своё. Так что козлов типа тебя, я с удовольствием резала и стреляла. Баб тоже, при случае, потому что суки, а вот детей мне не приплетай, они мне ничего плохого не сделали.
— А самолёты, которые деревню разбомбили, разве не ты навела?
— Самолёты я наводила, но вот бомбили они ваши войска, которые в той деревне и стояли. На какой хер их туда понесло? Прятались бы в лесу, деревня бы уцелела. Так что не приплетай. И не вали всё на меня. Я и этих козлов вшивых постреляла немало, а толку.
— Каких козлов?
— Да фрицев твоих, как вы их все тут зовёте. Мотоциклистов. — Сверкнула она глазами.
— А их то за что? — слегка удивился я. — Они же твои братья по крови и по вере.
— Да в гробу я их видела. Таких родственников. А у меня ни братьев ни сестёр нет. Мать умерла. Отчима я завалила. А папашку своего я даже не знаю. Много их было, тех, от кого мутер могла забеременеть. Ты так и не ответил, когда меня к стенке-то прислонят?
— Было бы за что, давно бы уже прислонили. Ты же сама не колешься. А не колют тебя потому, что ты зачем-то нужна, хотя довыделываешься, пытать начнут, и тут ты парой оргазмов уже точняк не отделаешься, запытают до полусмерти, уколами всю истычут, мозгоправов пригласят и превратишься ты в овощ, в тыкву там или в кабачок. Будешь лежать на грядке, гадить под себя и улыбаться по тихой грусти. Сколько ты так проживёшь, год, два, десять, в ад тебя не берут, в рай тем паче, вот и будешь между небом и землёй в психушке подыхать. Ты этого хочешь?
— Врёшь, мусор. — Вызверилась на меня Анфиска.
— А ты проверь. — Уставился я на неё немигающим взглядом, смотря только в один зрачок.
— Не врёшь, падла. Знаешь! — с надрывом произносит она.
— Да. Знаю. — Поднимаюсь я с нар и иду к выходу. — Прощай, милка. Надеюсь, мы больше не пересечёмся. — Стучу я кулаком в обитую жестью дверь.
— Сука, он даже моё настоящее имя знал. — В сердцах произносит она. — И не надейся, кацап. Ещё встретимся! — кричит уже вслед мне Анфиска или всё-таки Милка.
— Она ваша, товарищ капитан государственной безопасности. Колите. — Предоставляю я полковнику Васину «право первой брачной ночи» с этой маньячкой. Ну а бонусом ещё и женскую истерику.
— А не простой ты парень, сержант. Нам с тобой много о чём поговорить придётся. — В задумчивости смотрит на меня Васин.
— Успеем ещё наговориться. А вас там горячая собеседница дожидается. Не ждите, когда остынет. — Устало отвечаю я.
— Ладно. После договорим, тем более время ещё будет.
— Лейтенант Тихий, проводи сержанта до дома, пускай отдыхает. Как проводишь, вернёшься.
— Есть проводить, — козыряет лейтенант, который уже где-то обзавёлся фуражкой. Видимо чтобы к пустой голове руку не прикладывать. — За мной, сержант!
Иду. А куда мне деваться. Без денег и документов меня хрен кто отсюда выпустит. Так и останусь в этих застенках до скончания века. Зато когда вернулись «домой», с кухни доносился такой аромат, что даже лейтенант не удержался, и не раздеваясь, практически на ходу выхлебал полную тарелку куриного супа, и только после этого побежал обратно. Чего уж говорить обо мне. Так что первую тарелку
