Интервенция - Иван Алексин
— Правильно батьку, веди нас на московитов!
— Засиделись без дела! Давно в поход пора!
— Иди прочь, Бородавка! Уходи, пёсий сын, пока саблями не посекли!
Присоединился к крикам и Богдан. Пожилому сечевику в последние годы не везло. В знаменитый поход на Варну он не попал, а добыча, взятая в прошлом году в Перекопе, оказалась скудна и быстро закончилась, осев в загребущих лапах шинкаря. Поэтому идея поправить своё благосостояние, хорошенько пощипав северных соседей, нашла в его душе горячий отклик.
— Правильно, товарищи! — одобрительно потряс булавой кошевой атаман. — Значит так и порешим; походу на Московию быть!
— Ты погоди решать, Петро. Дай и другим своё слово лыцарству сказать.
А вот и Порохня. Богдан завистливо вздохнул, рассматривая богатый наряд запорожца. Сафьяновые сапоги, парчовый кафтан подпоясанный широким поясом с золотыми нитками, соболья шапка. Из-за пояса торчала сабля в богатых ножнах и два дорогущих колесцовых пистоля. На Сечи ходили слухи, что те пистоли своему воеводе сам царь на прощание подарил.
— Ну, ты то Порохня — известный сторонник царя московитов. Столько лет ему служил, аки верный пёс! Тебя и слушать теперь незачем!
Но если и хотели сторонники Сагайдачного заткнуть рот Порохне, у них ничего не получилось. Слишком популярен был бывший куренной атаман на Сечи, слишком многих успел перетянуть на свою сторону, угощая в шинке или помогая деньгой.
— А ты почто, Барабаш, сечевику слово сказать не даёшь?
— Каждый на Раде слово сказать может. На том наше лыцарство и стоит!
— Говори, Данила!
— Пусть говорит. Порохня — казак добрый, — поддержал эти выкрики и Богдан. Успев перед началом Рады пропустить за счёт щедрого казака чарку горилки, он в своих словах нисколько не сомневался. — Говори, если есть что сказать!
— Был бы я псом, Барабаш, здесь бы перед тобой не стоял, — жёстко ответил войсковому писарю Порохня. — Однако я здесь, а не в боярских хоромах мёд пью. А всё потому, что я казак! Мне вольный ветер, сабля да верные товарищи рядом любого злата и почестей дороже! И нет надо мной ни русского царя, ни польского короля, ни турецкого султана. А вы с Сагайдачным нас как раз на службу к польским панам зовёте. Неужели вы забыли, товарищи, как оно раньше не раз уже бывало⁈ — повысив голос, оглядел он примолкших сечевиков. — Покуда есть у панов нужда в силе казачьей, они и реестр увеличить готовы, и наши вольности признать пообещают, а кончится война и вновь не казаки мы для них, а быдло бессловесное! Или не так я говорю, товарищи?
— Так!
— Правду, Порохня, говорит!
— Хуже, чем к собакам к нам шляхта относится!
— Так зачем же нам за эту шляхту свои головы класть? — продолжил Порохня. — Тут кошевой нам лёгкую победу и богатую добычу обещал. Так вот, товарищи. Я сам воеводой у царя Фёдора несколько лет был. Мне ли силу его полков не знать? Не будет для нас там лёгкой победы. Многие из того похода не вернутся.
— А хоть бы и так, — перебил Данилу Сагайдачный. — Кто на Сечь пришёл, тот завсегда к смерти готов. Здесь трусам не место, а смерти боятся, в походы не ходить. Или ты предлагаешь, Порохня, нам сиднем на Сечи сидеть, да носа за пределы острова высунуть страшится? Так тебе тогда лучше жинкой обзавестись да возле её юбки сидеть!
Рада взорвалась смехом, дружно веселясь над удачной шуткой кошевого. В сторону Порохни полетели обидные выкрики, насмешки, советы, в каком месте лучше поискать жинку.
— Да нет, атаман. Сидеть в Сечи я не предлагаю. — спокойно заявил Порохня, переждав смех. — Только зачем же нам свои головы в Московии класть, если в другом месте можно не менее богатую добычу взять да почти без потерь на Сечь вернутся?
— Это ты о чём? — выкрикнули из толпы.
— А разве никто из вас, товарищи, не слышал, что кроме поляков ещё и крымчаки большой силой на московитов идти собрались. Джанибек чуть ли не всех, кто на коне может держаться, с собой в тот набег забирает.
— Ну, слышали. И что?
— А то, что как только они уйдут, Крым без защиты останется? Если мы неожиданно там высадимся, кто нас встретит? Старики да сопляки. Если зевать не будем, до самого Бахчи-Сарая быстро дойти можно. К хану в гости заглянуть да горилкой его напоить.
— Так он же не пьёт! — выкрикнул Богдан. — Ему вера не велит!
— А кто его, собачьего сына, спрашивать будет?
Богдан весело рассмеялся, оценив шутку. Идея нападения на оставшийся без защиты Крым, ему понравилась гораздо больше, чем набег на земли воинственных московитов.
Глава 4
24 марта 1609 года от рождества Христова по Юлианскому календарю.
— Всё, государь, заканчиваются гранаты с зельем огненным. Вот эти последние остались!
Я не ответил Мизинцу, не сводя взгляда с Калуги. Город горел. Слитный гул мечущихся по городу людей, гулкий, тягучий звон колокола с колокольни Лаврентиева монастыря, плотные, густые столбы дыма, тянущиеся к затянутому облаками небу.
Удастся ли горожанам, потушить пылающие здания? Не знаю. Пожар был настоящим бедствием для деревянных, древнерусских городов, зачастую выжигая их дотла. В той же Калуге в самом недалёком будущем (в 1626 году) выгорит весь кремль. Оттого и поджигателей на Руси всегда били смертный боем, без всякой жалости.
В этот раз, в роли поджигателя выступил я…
А что, собственно говоря, мне было делать? И так под городом уже четыре дня простояли, на городские стены любуясь. А они тут, что у города, что у Кремля, пусть и деревянные, но построены на совесть: толстые, высокие, мощные. Этакие сооружения и из пушек не сразу прошибёшь. Вон, воеводы Василия Шуйского четыре месяца под городом простояли, а с севшим
