Назад в СССР: Классный руководитель, том 2 - Евгений Алексеев
Все мои планы по пересъёмке картинок летели ко всем чертям. Я поставил портфель на обувницу и задумался. Самому хотелось познакомиться с парнем, может быть, он не окажется полным тупицей, и я смогу заработать кое-какие деньги.
— Хорошо, съезжу, — согласился я. — Только учебники возьму.
Лицо жены осветила улыбка, что сделало её даже привлекательной.
Когда спускался на лифте, обдумывал это путешествие, вряд ли на «форде» меня бы увезли куда-то в лес, чтобы убить. Так что я настроил себя на общение с папашкой великовозрастного балбеса, которому почему-то сбрендило в голову поступать в универ.
Рядом с «фордом» стоял вихрастый темноволосый парень в полушубке, курил, алый огонёк то вспыхивал, то гас. Увидев меня, отклеился от машины и представился:
— Юрий Соколов.
Я пожал ему руку, забрался в салон, пахнущий настоящей кожей, и уселся на заднее сиденье, поставив рядом тяжёлый портфель. Машина мягко снялась с места, и едва заметно подрагивая на стыках цементобетонных плит, развернулась и выехала на Ленинградку. Но ехали мы совсем недолго. Пронеслись мимо металлического арочного моста, который все также стоял рядом с основным бетонным через канал имени Москвы. Мимо универмага «Ленинград» с темнеющими провалами витрин, на которых играли отблески уличных фонарей. Переехали через эстакаду, где внизу проходили ярко освещённые улицы, ведущие к метро «Водный стадион». И справа, на сизом небе, в облаках прорисовалось четыре одинаковых высотных дома на «ножках». И именно к ним свернул «форд». Остановился у шлагбаума, рядом с которым торчала большая белая будка.
Шофёр вылез, подошёл к будке, откуда вышел мужчина в полушубке и шапке-ушанке с гербом. Передал ему что-то. Охранник направился к машине, осмотрев её со всех стороны. Заглянул на заднее сидение, на миг ослепив меня светом фонарика. И только потом вернулся на свой пост и открыл шлагбаум.
Машина, мягко шурша шинами, покатилась вперёд, и остановилась у одной из высоток, отделанной снизу красной кирпичной кладкой. Подхватив портфель, я направился вслед за шофёром, который провёл меня до подъезда, на стене висела панель с кнопками, что тоже было редкостью. Набрал код, и мы вошли внутрь, попав в просторное фойе со стенами, отделанными светлым искусственным мрамором. За столом восседала пожилая консьержка в синем форменном платье, с наброшенной на плечи меховой жилетке.
— К Петру Михайловичу, в сто тридцать вторую, — сказал Юрий. — Это гость. Олег Туманов.
Консьержка свела вместе редкие седые брови, открыла толстый журнал в картонной обложке, проверила.
Такая сверхсекретность меня поразила и даже насмешила. Хорошо, что паспорт не потребовали для того, чтобы просто попасть в квартиру.
Гремя и лязгая, прибыл большой лифт. И мы отправились вверх. Молчали. Худое с выступающими скулами лицо Соколова выглядело совершенно каменным, как у статуи. Глаза чуть в прищуре, словно он выполнял какое-то сверхсекретное задание.
Холл на этаже тоже поражал размерами и отделкой стен искусственным светлым мрамором с коричневыми прожилками. Вход в квартиры перекрывала толстая стена с дверью и квадратными окошком. Соколов вжал кнопку звонка. И нам пришлось пару минут ждать, пока хлопнула дверь и чья-то тень промелькнула в окошке.
За дверью, обитой пухлой черной кожей, оказалась большая, нет, скорее огромная прихожая с высокими потолками. Не такими высокими, как в элитных «сталинках», но все равно гораздо выше, чем в обычной «брежневке», в которой жил я.
Нас встретил уже немолодой, но хорошо выглядевший мужчина лет пятидесяти. Сухощавый, выше среднего роста. В тёмном домашнем костюме — просторные брюки, сверху пиджак с темно-бордовыми обшлагами и такого же цвета воротником. Темные волосы уже посеребрила седина, сильные залысины. Очки в черной оправе.
— Юра, ты свободен, — произнёс мужчина приятным баритоном. — Пётр Михайлович Костецкий, — протянул мне руку, которую я пожал. — Проходите.
Мы оказались в небольшой комнате, которую оформили под кабинет. В воздухе витали ароматы дорогого табака, настоящей кожи, мебельного лака, масляной краски. Все выдержано в одной гамме: оттенки коричневого, бордового. Роскошная люстра под старину — бронзовая чаша, сверху из молочного стекла плафон, и все это прикреплялось к потолку бронзовыми цепями.
Массивный из красного резного дерева письменный стол. Справа от окна — высокие до потолка шкафы, за стеклянными витражными дверцами просматривались фолианты с тиснёнными золотом корешками. Слева на стене — несколько картин в солидных резных рамах из светлого дерева. Или хорошие копии или оригиналы — морской пейзаж, натюрморт, густой лес с рекой, старинные домики.
Когда хозяин уселся в своё «директорское» кресло из черной кожи, он указал мне на другое, что стояло перед столом.
— Курите? — протянул открытую сигаретную пачку «Kent», а когда я покачал отрицательно головой, произнёс: — Правильно. Курить вредно, — но сам вытащил сигарету, щёлкнул серебристой плоской зажигалкой и выпустил в воздух тонкую струйку дыма, распространив аромат дорогого табака. — Ваша жена сказала, что вы окончили МГУ?
— Да. Отделение астрономии на физмате. Потом аспирантура, защитил диссертацию. Я — астрофизик.
— Понятно. И почему не остались преподавать?
Меня стал напрягать этот допрос. Будто я должен сдать экзамен для того, чтобы меня подпустили к парню, которого надо лишь натаскать по физике и математике.
— Не сложились отношения с ректором.
— С Грачёвым? Да, он человек сложный, — Костецкий сощурился, покатал желваками.
— На какой факультет хочет поступать Глеб?
— На факультет вычислительной техники и кибернетики.
У меня непроизвольно взлетели вверх брови, мой взгляд на хозяина кабинета, заставил того улыбнуться.
— Что вас удивляет, Олег Николаевич? Я купил сыну персональный вычислительный комплекс. Ему понравилось с ним работать. Вы имели дело с вычислительной техникой?
— Да, имел дело. Делал кое-какие расчёты, когда учился в университете. «Минск-3». И потом, когда писал диссертацию. У нас уже была БЭСМ-6.
Мог ли я сказать хозяину этого кабинета, что фанат компьютерной техники? Работал почти всю свою взрослую жизнь на персоналках, сам их собирал, настраивал, устанавливал программы. Но ведь все это было в той, другой жизни. А здесь я мог вспомнить только свою учёбу в универе.
Костецкий затушил сигарету в массивной пепельнице из черного гранита, сцепил пальцы:
— Мои условия: вы будете за каждый урок Глебу получать десять рублей. Если Глеб поступит в университет, то получите премию в три тысячи. Два раза в неделю, два часа. Вас устраивает?
— Вначале мне нужно проверить знания Глеба. Как он учится сейчас?
— Он способный, но ленивый. Когда ему интересно, получает пятёрки, но может скатиться на тройки, порой
