Смерть в июле и всегда в Донецке - Дмитрий Александрович Селезнёв
Потом пошли к мосту через Кальмиус, который прям при нас взорвали отходящие азовцы. Семёна было не остановить, он хотел увидеть разрушенный мост.
Я держался Доброго, как более опытного и осторожного.
— Так, идёшь в пяти метрах позади меня, — учил он. Так всегда передвигаются в зоне боевых действий, чтоб в случае чего, убило не двух человек, а одного. Менеджмент войны. Теория игр Нэша.
В аллее перед мостом зашли в расположение, покинутое неонацистами. Там уже обосновалась наша пехота. Мы с ней попили чай.
— Слушай, а почему азовцы не обстреляют свой бывший блокпост, вполне логично же предположить, что сюда уже зашёл противник?
— Могут и обстрелять, — ответил Добрый. Он тоже находился в настороженном состоянии.
После располаги мы вышли на подорванный мост. Просвистела мина, мы грохнулись наземь. Поднялись. Но Семён не унимался. Он возбуждённо записывал стендап, сбивался, и начинал снова. «Надо бы съёбываться отсюда», — думал я, оглядываясь вокруг. Мы стояли на открытой местности уже достаточно долгое время.
Наконец мы вернулись в аллею. Но и там Семён продолжил записывать включения.
Я заметил, что Добрый, в отличие от Семёна, тоже не в восторге здесь находиться и на лице его тоже было написано, что «надо бы съёбываться». Я наблюдал за Добрым. Когда слышался выход, то он прислонялся к стоящему рядом дереву. Я следовал его примеру.
Наконец, Семён записал всё, что ему нужно для репортажа, и мы поехали назад. Через час аллею с располагой, где мы находились, действительно обстреляли. «Ты был прав», — заметил Добрый.
За то, что Добрый тогда поехал с нами, его распёк генерал, и чуть ли не в штрафбат отправил. И я вот сейчас сомневаюсь, не навредит ли ему это небольшое упоминание о нём в моей книге. В принципе, времени много прошло. Да и вряд ли генералы книжки читают.
Одесса. Настоящий полковник
— …Вот, чуть что — звони Серёге, держись его, он тебе всё расскажет, покажет и отвезёт, — напутствовал меня Семён, знакомя с Одессой, — обменяйтесь телефонами. Серёга тебе поможет, он опытный. Держитесь вместе.
Это было, по-моему, как раз 23 февраля, прям перед самым началом СВО. Никто не знал и не ожидал, что конкретно будет, но то, что в ДНР начнётся наступление, сомнений уже не возникало. Прошёл Совбез, Россия признала донбасские народные республики, и заезжая ночью на Донбасс, я видел, как по дорогам шли колонны военной техники. Ещё неделю назад я скептически относился к такой вероятности развития событий, что Россия проснётся, я не верил, но начиналось невероятное.
Семён уже всё знал давно, он уже находился в Донецке полмесяца, он готовился идти вместе со знакомыми подразделениями в наступление, чтобы информационно освещать грядущую военную кампанию. Был вечер, мы стояли на бульваре Шевченко, и он меня свёл с Одессой — тёмным и смуглым мужичком, среднего роста, с щербатой улыбкой и кучерявыми волосами, чем-то смахивающим на цыгана. Но в целом, Одесса производил на меня доверительное впечатление, он много улыбался.
Мы с ним немного пообщались перед тем, как расстаться. Он мне рассказал, как вести себя во время обстрела «Градом». Вообще, «Град» до СВО казался очень страшным оружием. Одно дело попасть под артиллерийский обстрел, а другое дело под «Град». Сейчас же по прошествии нескольких лет СВО уже и «Град» кажется детской игрушкой. «Град»? Фигня! Где наша не пропадала! Уже столько завезли сюда более совершенных, грандиозных и удивительных машин убийств.
Относительно же «Града» у меня уже был опыт в Нагорном Карабахе, мы с коллегами попали под обстрел азербайджанского «Смерча». Тогда нам мало не показалось. Когда прям перед нами голубое небо Степанакерта стали разрезать чёрные иглы ракет с последующими хлопками, мы побежали что есть мочи до ближайшего подъезда. И действовали мы неправильно.
— …Если ты на открытой местности, надо сразу падать на землю и прижиматься к бордюру, к стене, к чему угодно, что видишь, — по ходу общения проводил экспресс-обучение в тот вечер Одесса.
Потом я действительно попадал под «Град» и даже под «хаймарс», про который, если кто раньше и знал тогда, то это были какие-нибудь специалисты. И в этих случаях я падал и забирался под свой броневичок, бронированный фургон Ford, который позже оказался в моём распоряжении.
Мы договорились быть на связи, съездить куда-то в ближайшие дни и расстались. А встретились уже через год. Так часто бывает в пространственно-временных изменениях СВО.
На следующий день рано утром закрутились жернова истории, и все мы до сих пор слышим их скрежет и скрип. Через несколько дней я набрал Серёге, но он не отвечал. Я ему написал в надежде выехать с ним куда-то и снять сюжет. Потом Одесса ответил, написал, что не в Донецке, уехал ближе к фронту. Потом я ещё писал, мы ещё несколько раз созвонились.
— Дима, не могу я, сейчас под Волновахой, министра вожу, и пока не знаю, когда буду в Донецке, — говорил он в трубу сквозь помехи.
После ещё пары неудачных звонков я прекратил попытки связаться с ним.
Через год с небольшим мы встретились. Одесса возил нас несколько дней уже вместе с Семёном. И он уже был в форме, он командовал батальоном, он был в звании подполковника — на его полевых погонах нашито было по две звезды. А так как к подполковнику в армии принято обращаться как к полковнику, Серёгу можно было им и называть. Полковник Одесса — хорошо звучит.
Но полковником Одесса был своеобразным. Под погоном у него красовались две нашивки: «тобi пизда» (он купил на Донецком рынке патч «нацист тобi пизда» и обрезал «нациста») и пиковый туз с ухмыляющимся черепом. Чувство стиля Одессе не было чуждо.
Тогда полупиратские донецкие батальоны вливались в структуру российского Минобороны, и Одесса с шевроном «тобi пизда» вполне мог стать российским подполковником, а там, глядишь, и полковником. Серёга уже




