Смерть в июле и всегда в Донецке - Дмитрий Александрович Селезнёв

Мы посидели с ним ещё, пообщались. Потом оставили раненого на попечение его девушки. Что с ним было дальше — не знаю, не интересовался. Предполагаю, что СВО для него продлилась пару дней, и не сказать, что совсем благополучно закончилась, но для него война завершилась — куда с таким ранением дальше воевать. Хотя потом я ещё встречал одноглазых на фронте. Ещё об одном из них расскажу дальше.

Добрый. Создатель чебурашек

С виду он точно был не злой. Крупный, как богатырь, дядька с седой бородой. Позывной у него был «Добрый», и как потом оказалось, его знают все, он человек узнаваемый и уважаемый у донецких ополчей. И даже, можно сказать, легендарный, так как он создал знаменитых донецких «Чебурашек». Это я, столичный незнайка, впервые приехал на Донбасс и никого не знал. И задавал вопросы.

— Ну так подойди к нему, расспроси, может, он тебе и расскажет, — ответил мне Семён.

Это он взял меня с собой в мою первую поездку на фронт. Он уже давно работал на Донбассе и всех знал, и с Добрым мы должны были поехать под Мариуполь снять работу «чебурашек».

По дороге мы заехали в знаменитую для всех, и соответственно, незнакомую для меня чебуречную в Раздольном, что под Старобешево. Тут жили этнические греки, и они готовили чебуреки как-то по-особенному, по-гречески вкусно. Но я особого вкуса тогда не различил, так как волновался, потому что впервые ехал на фронт. До этого я снимал только последствия прилётов, и раз, в Карабахе, попал под ракетный обстрел. В принципе, повёл я себя в экстремальной ситуации сносно. Если обобщать, существует три модели поведения. Паника — это самое страшное. Человек становится неуправляем, может навредить и себе и другим. Человек даже может не подозревать, что в нём заложена паника, и с виду быть крутым. Как оказалось, в панику я, слава Богу, не впадаю, а впадаю в ступор, то есть замерзаю. То есть это, когда случается что-то нехорошее, человек тормозит, как будто замораживается. Это про меня, я действую на медленном автопилоте, меня надо подогнать. Ну а третья стадия, это когда человек чувствует себя в военной обстановке, как рыба в воде. Тут нужно обладать особой нервной конституцией — это про Семёна, я давно подозревал, что у него с головой не всё в порядке. Мне ещё до него далеко.

После чебуреков мы поехали снимать «чебурашек». Да, забыл рассказать, что это такое. «Чебурашки» — это донецкая РСЗО калибром 217 мм. Однажды в очередную Русскую весну 2015 года пресс-секретарь ВСУ ошибся в своём неонацистском лживом коммюнике и назвал российскую огнемётную систему ТОС «Буратино» «Чебурашкой». Ну чего уж названию пропадать, решили донецкие и под патронажем главы ДНР Александра «Бати» Захарченко создали свою РСЗО. «Чебурашка» действует по тому же термобарическому принципу, но в отличие от других систем, у него аж два пакета, установленных на шасси КрАЗа, всего 64 ракеты. Минус в том, что он уступает в дальности подобным себе РСЗО, бьёт только до 10 км. Но зато выжигает много. Короче, «Чебурашка» до хрена народу убить может.

Однако Добрый мне ничего тогда не рассказал, это я уже позже узнал. А с ним журналистский контакт тогда не состоялся. Видно, не заслужил я пока его доверия. Что объяснимо, он видел меня первый раз и уклонялся от вопросов о себе и о своём чудо-оружии.

Потом мы доехали до точки, где в чистом поле стояли две чебурахи, готовые дать залп. Два грузовика стояли с развёрнутыми пакетами в чистом поле с примятой жухлой соломенного цвета травой. Мы ждали, однако приказа всё не поступало. Насколько я понял, фронт катился быстро, азовцы спешно отступали к Мариуполю, и «Чебурашки» с таким близким радиусом действия не поспевали.

Ну это я уже задним числом такие выводы делаю, тогда я был обескураженно шальной в новой для меня обстановке. Небо всё грохотало от разрывов. В таком состояния находился не я один, расчёт обслуживали мобилизованные в железных касках, и лица у всех были обманчиво весёлые, все улыбались — однако в этом случае смех — это своего рода истерия, защитная реакция от ужаса смерти, я-то человек начитанный, знаю.

Потом подъехала машина, Семён узнал, впереди, в Талаковке, командир артиллеристов Белый, которого он знал ещё с 2014-го, и мы все вместе с Добрым поехали вперёд.

Оказалось, что Талаковка освобождена всего лишь несколько часов назад и мы фактически находились на острие атаки. Дальше, через Кальмиус, посёлок Сартана, который примыкал к Мариуполю, и в нём шли ещё бои. А Талаковку только зачищали подходящие войска. Струйки отрядов текли через посёлок. Причём, его недавно обстреляли, пострадали гражданские — на главной улице стояла изрешечённая осколками маршрутка с мертвецами.

— Да, первый выезд и сразу в пиздорез, — «позавидовал» мне Добрый.

Семён же поймал кураж. Встретив Белого, он носился туда-сюда, записывая стендапы и сюжеты, бойцов и редких смелых жителей, выглянувших на улицу посмотреть, кто в гости к ним пожаловал. Потом мы отъехали вместе к промышленным ангарам на окраине посёлка, а туда уже передислоцировали чебурах со знакомыми весело-возбуждёнными мобилизованными. Во дворе зияла чёрная воронка. Когда вернулись в центр посёлка, его уже снова обстреляли. Происходящее напоминало игру «морской бой», только не ты принимал решения, а находился со всеми в клеточках на бумаге, перемещаясь из одной в другую.

Заехали в школу, полную бойцов. Школа — любимое место для военных, когда идёт война. Внизу в подвале прятались дети, а наверху по коридорам бродили или сидели у стен чумазые бойцы. Я заглянул в спортзал. Там пару бойцов пробивали гол в ворота, куда повесили украинский флаг. Символично.

Мы прошли за Белым во двор. Обошли открытую спортивную площадку и воронку из вздыбленных комьев земли. Там на капоте какого-то жигуля Белый с командиром смежного подразделения разложил карту, и они стали обсуждать дальнейшее наступление. Я решил заснять для истории этот процесс. Добрый заметил это, ткнул меня и тихонько сказал:

— Ты что, совсем охренел?!

Я выключил телефон, виновато потупив взгляд, как провинившийся школьник. Мне