Сокровенный храм - Морис Метерлинк
Предсказание было бы в действительности лишь в том случае, если бы, сверх всякого ожидания, вопреки всякому вероятию, вскоре произошла эта кончина. Но и в том случае, если бы она вскоре произошла, я не думаю, чтобы пифия проникла взором в будущее, но в меня, в мой инстинкт, в мое бессознательное существо, которое предвидело событие, с которыми тот был связан. Она прочла бы во времени не совсем так, как бы во всемирной книге, где записано все, что совершается, но посредством меня, через меня, в моем особом, созерцании, и только перевела бы то, что мое бессознательное чувство не могло открыть моей мысли.
То же было, я думаю, и с теми двумя особами, которые пошли спрашивать у нее. Та, которой она предсказала смерть друга, имела, вероятно, несмотря на уверения, даваемые дружбе разумом, внутреннее, естественное и неотразимое убеждение, хотя энергично подавляемое, что больной умрет, и это-то убеждение открыла сомнамбула среди сладких надежд, пытавшихся заглушить его. Что же касается до второй, неожиданно нашедшей затерянную вещь, то трудно знать достаточно точно состояние чужого ума, чтобы решить было ли здесь ясновидение или просто воспоминание. Тот, кто потерял вещь, разве совершенно не знал, где и при каких обстоятельствах потерял ее? Он утверждает, что да, что никогда не имел об этом ни малейшего понятия, наоборот, был убежден, что вещь не потеряна, но похищена и что он не переставал подозревать одного из своих слуг. Но возможно, что, помимо его разума, его бдительное внутреннее существо обратило на это внимание, а бессознательная и словно дремлющая часть его самого отлично заметила и помнила место, куда была положена вещь. Тогда, не менее удивительным чудом, однако другого рода, ясновидящая рассказала и пробудила тайное и почти животное воспоминание и вывела на свет сознанья то, что он тщетно старался воспроизвести в своей памяти.
VIII
Можно ли сказать то же самое о всех предсказаниях? Пророчества великих пророков, предсказания сибилл и пифий, довольствовались ли тем, что отражали, истолковывали и возвышали таким образом до мира вещественного инстинктивную проницательность индивидуумов или народов, которые им внимали? Пусть каждый удовлетворится ответом или гипотезой, которые подскажет ему его собственный опыт. Я дал вам свое объяснение просто и чистосердечно, как это необходимо делать, говоря о вопросах природы[4].
Повторяю, почти невероятно, чтобы мы вовсе не знали будущего. Мне представляется, что мы стоим с ним лицом к лицу, как и с забытым прошлым. Мы могли бы попробовать вспомнить о нем. Некоторые факты дают нам понять, что это не невозможно. Надо было бы изобрести, или вновь отыскать путь к этой памяти, которая опередила нас.
Я понимаю, что нам не дано знать заранее перевороты стихий, судьбу планет, земли, государств, народов и рас. Это не касается нас непосредственно, и в прошлом мы знаем все это лишь благодаря уловкам истории. Но то, что относится к нам, что нам доступно, что должно развернуться в небольшой области годов, отделения нашего духовного организма, которые окружают нас во Времени, подобно тому как раковина или кокон окружает в Пространстве моллюска или насекомое, все это и все внешние, относящиеся сюда, события вероятно начертаны в пределах этой области. Во всяком случае, гораздо естественнее, чтобы это было так, и мало понятно то, чтобы этого не было. Там происходит борьба действительности с иллюзией; и ничто не помешает нам думать, что здесь, как и везде в другом месте, действительность кончит тем, что победит иллюзию. Действительность – это то, что уже случилось с нами, что раньше случалось в истории, которая возвышается над нашей, в неподвижной и сверхчеловеческой истории вселенной. Иллюзия это густой вуаль, сотканный из эфемерных нитей, зовущихся вчера, сегодня и завтра, который мы вырабатываем, сообразно с тою же действительностью. Но совсем не необходимо, чтобы все наше существо вечно оставалось жертвой этой иллюзии. Можно даже задать себе вопрос, не явится ли наша необычайная неспособность к познанию столь простой, неоспоримой, совершенной и необходимой вещи, как будущее, одним из величайших поводов к изумлению для жителя иной планеты, который вздумал бы побывать у нас.
В настоящую минуту все это кажется нам до того глубоко невозможно, что мы с трудом представляем себе, как действительность, уверенная в будущем станет опровергать возражения, которые мы ей делаем во имя органической иллюзии нашего разума. Мы говорим ей например: если бы в тот момент, когда хочешь предпринять дело, мы могли знать, что исход его будет несчастен, то мы и не предприняли бы его; но, так как где-то во Времени еще раньше нашего запроса, должно было быть записано, что наше дело не состоится, в виду того, что мы отказываемся от него, то мы и не могли бы предвидеть исхода того, чему не суждено было иметь начала и т. д.
Чтобы не потеряться на этом пути, который завел бы нас в места, куда ничто не призывает нас, нам достаточно сказать, что будущее, как и все, что существует, вероятно более сообразно и логично, чем логика нашего воображения, и все наши колебания и сомнения будут включены в его предположения. Впрочем будем уверены, что ход событий нисколько не отклонится в сторону, если мы заранее будем знать его. Прежде всего, будущее или частица будущего была бы известна лишь тем, кто захотел бы потрудиться изучить его; подобно тому, как прошлое и часть их собственного настоящего известна лишь тем, кто имеет мужество и разум, чтобы исследовать их. Мы быстро применились бы к урокам этой новой науки, как применились мы к урокам истории. Мы быстро научились бы отличать зло, которого можно избежать, от зол неизбежных. Наиболее мудрые уменьшили бы для себя сумму таковых, a другие пошли бы им навстречу, как идут и теперь навстречу многих известных бедствий, которые легко предсказать. Сумма наших разочарования несколько уменьшилась бы, но менее, чем мы на то надеемся; ибо наш рассудок умеет уже предвидеть отчасти наше будущее, если не с тою материальною очевидностью, о которой мы мечтаем, то по крайней мере с часто удовлетворительной
