Смерть в июле и всегда в Донецке - Дмитрий Александрович Селезнёв

Комендатура располагалась в подвале жилого дома. Бывшего жилого. Его кирпичный бок подгорел. А стена и двор приняли на себя достаточно ракет и снарядов, чтобы в целях безопасности съехать или заселить только нижние этажи. Самыми безопасными местами в зоне СВО являются все помещения, находящиеся ниже уровня земли. В подвале находилась коммутаторная станция с рациями, в полумраке стоял стол с лампой, за ним сидел дежурный, который оформлял в журнал задержанных. Приёмный кабинет коменданта располагался в соседнем помещении за шторкой. В прихожей находились бойцы, которые что-либо нарушили, они ожидали, когда их оформят и куда-нибудь вернут или куда-нибудь отправят для наказания или взыскания. Мы тоже ждали, но до нас очередь так и не дошла. Через час росгвардейцы во главе со своим лощёным и гладковыбритым кардиналом вернулись. На нашу беду.

— Этих оформили? Нет? Тогда мы их забираем.

Мы поехали обратно на место нашей встречи. Но у покорёженной остановки свернули во двор. Остановились, вышли из автомобиля. Не предполагая, что нас ожидает, я стал спокойно облачаться в свой бронежилет — когда мы находились в комендатуре на город посыпались кассеты.

— Так, в ту сторону не смотреть! Развернуться! Смотреть вниз! — приказал офицер и куда-то отошёл, оставив нас с его росгвардейцами. Появилось предчувствие каких-то недобрых намерений. Судя по тональности, мы существенно потеряли в нашем статусе. Мы стояли со Славой возле нашего броневичка, безропотно ожидая нашей участи.

— Слушай, я у тебя ножик видел в сумке, можешь подарить? — спросил меня один из росгвардейцев.

Для установления дружеского контакта с бойцами у меня всегда имелись какие-нибудь сувениры и подгоны. Солдаты всегда радуются подаркам, любым, даже самым незначительным. Росгвардейцу приглянулся армейский мультитул от «Армии России», которых я закупил как-то на вокзале в Ростове в количестве нескольких штук.

— Конечно, братан. — Найдя в подарочной сумке, я кинул нож росгвардейцу и он поймал его на лету.

А я, развернувшись к машине, поймал себя на мысли, что в текущем нашем положении этот жест выглядел, не как установление контакта, а как избавление от чего-то ненужного, как освобождение меня от вещи, которая мне больше уже не понадобится. Мол, чего добру пропадать.

Мои тревожные предчувствия оправдались, нехороший офицер вернулся.

— Так. Их в «пятёрку».

По жизни я всегда был отличником, но тут мне явно не повезло.

— Руки за спину! — рядом стоящий росгвардеец защёлкнул за спиной наручники. Я стал робко возражать, что никуда не собираюсь сбегать и зачем там туго затягивать, но меня никто уже не слушал, а в довесок ещё и мешок на голову надели. Да… как-то совсем плохо пошли наши дела.

Нас подвели к какому-то зданию и спустили в подвал. Я осторожно двигался в темноте и неуверенно нащупывал ногами почву, руководствуясь командами «Нагнись!», «Ступеньки!», «Перешагивай!». Потом нас — я не видел, но подозревал, что Славик где-то рядом — усадили на землю.

— С ними не разговаривать! Вы услышали? — бросил напоследок прежде чем уйти офицер нашим сторожам.

Нас ещё и лишили дара убеждения. У меня задрался мешок, и я мог напрямую, без помех говорить и дышать ртом в атмосферу, но подошедший боец заботливо поправил мешок, натянув его вниз. Какой добрый человек!

Да, попали в переплёт. Конечно, это недоразумение должно разрешиться. Я не сомневался, что «свои снаряды не могут тронуть меня» и что «произошла чудовищная ошибка», и я всё это переживу, куда я денусь, и наступит момент, когда буду рассказывать об этом приключении друзьям и знакомым. Однако непонятно, сколько этих неприятных минут или даже часов предстояло переварить моему сознанию.

— Ты что там, блядь, ёрзаешь? — раздался бодрый молодой голос.

— Спина затекла. И суставы болят. — Человек я не старый, но уже и не молодой.

— Так зачем ты сюда приехал, в зону СВО, если у тебя болят суставы?

Действительно, зачем? Я и сам часто задавался этим вопросом. Одним из вариантов ответов был такой — я адреналиновый наркоман и ищу на жопу приключений.

— Я российский журналист.

— Ты хочешь на камнях посидеть? — Тут меня подняли и переместили ещё вниз, усадив на острую гальку.

— Так тебе удобно? — издевательски спросил он.

— Нет.

— Ну так сиди и не двигайся! — Меня вернули в исходное неудобное положение.

Так-то в мирной жизни я йогой немного занимаюсь. Тренируюсь в свободное время, хожу на групповые занятия в фитнес-клуб по вечерам, в просторный зал с зеркалами. Собака мордой вниз, мордой вверх, на трёх лапах, детёныш кобры, верблюд, корова — многие позы знаю и пусть не идеально, но делаю. Но что-то не сильно мне помогли мои тренировки. Всё равно в таком неудобном положении спина сразу затекла, стала ныть. Руками пошевелить было невозможно, обод наручника сразу впивался в кисть и жалил запястье.

— Мужики, а можете меня хоть к стене прислонить?

Я услышал, что кто-то из «мужиков» поднялся и направился ко мне. Потом последовал удар по голове, и я завалился на бок.

— Так лучше? — не дожидаясь ответа, шаги стали удаляться.

Удар был несильный, упал я довольно удачно, мой висок лежал на гладкой каменистой поверхностности. «Есть только я и мои обстоятельства», — писал испанский философ Ортега-и-Гассет, выражая ёмко сущность философии экзистенциализма. То есть где-то идёт война с Украиной, которая началась из-за того, что в ней притеснялись русские, где-то уничтожаются украинские неонацисты, города подвергаются ракетным бомбардировкам, Россия воюет с НАТО, на международных площадках делаются враждебные заявления, глобальный Юг объединился против коллективного Запада, но мои текущие обстоятельства были таковы, что мне было абсолютно похеру всё это, я думал только о своём беспомощном положении. Я лежал мешком мяса с костями где-то в подвале разрушенной Попасной — вот какую нелепую, неудачную и весьма неудобную экзистенцию я переживал. И если меня можно назвать Ортегой, то Гассетом являлся Славик, он находился в подобных незавидных обстоятельствах. Был, кстати, ещё и третий бедолага — помимо Славкиного дыхания до меня доносились тяжёлые вздохи, доносящееся из глубины этого Гуантанамо, где мы находились.

— Мужики, расслабьте наручники, руки уже вспухли, не чувствую рук, — дал голос