Смерть в июле и всегда в Донецке - Дмитрий Александрович Селезнёв
Правда, не сказать, что ему тогда повезло со спальней и мягким матрасом — спал он, в отличие от меня, в ту ночь беспокойно.
— …Ну, блин! Да я десять раз пожалел, что в подвал не спустился, так на улице xуярило, — пожаловался он, когда мы встретились утром. Ночью на Красный Лиман выпадали железные осадки. Да и с утра одиночные осадки не прекратились — каждые пятнадцать минут бахал по городу блуждающий миномёт.
Утром поехали снимать, как комендачи патрулируют вверенную им территорию. Заехали в большой парк, который переходил в большой лес. В лесу стоят пустые деревянные коттеджи, построенные для туристов. Очевидно, это прибыльное место… Было когда-то.
И сосны! Высокие и стройные сосны! С игольчатыми шапками, подпирающими голубое небо. Смотришь наверх — облака, летние, белоснежные облака плывут низко, чуть ли не цепляясь своими кудрями за верхушки. Посмотришь вглубь — частокол деревьев мельтешит и хороводит перед глазами. Лес, молодой сосновый бор. Стволы ближе к верхушкам не успели ещё загрубеть корой. Сосны молодые и тонкие, поэтому в лесу солнечно и светло и при этом прохладно. Под ногами похрустывает ковёр, сотканный из иссохших веток, бурого песка и пожелтевших иголок. А какой воздух в сосновом лесу! Пахнет свежим деревом с оттенком нагретой смолы. Проводя долгое время в донбасских степях, скучаешь по лесу. Я вот из Питера, там полно хвойных лесов, полно санаториев, построенных в их тени, там, как и здесь, есть девственные озёра, и особой разницы между питерскими сосновыми лесами и лесами Красного Лимана я не вижу. Лес, это русский лес.
Но разница есть. Недалёко бахает миномёт. Бах, бах… И если задуматься, где ты сейчас находишься, то становится тревожно.
— А мы к yкpoпам не зайдём? — поделился я своими опасениями с Владом. Но Влад уже накатил с утра, ему было всё равно.
— Ну, наверное, если нас возят, то не зайдём.
Меня, гуманитария, всегда интересовало, как военные контролируют территорию. Как считается, что эта территория наша или не наша? Ведь не нароешь прям по линии фронта окопов — чай, не Первая мировая, и не Вторая. Пока, во всяком случае. Тем более нацики слишком быстро отступают, не успевают закрепиться. В донецких степях я более-менее разобрался, там всё попроще — там есть лесополки, которые нарезают квадраты, тем самым, как в тетрисе, определяя линию фронта. Та лесополка наша, поэтому этот квадрат наш, а та не наша, туда надо направить шквал огня. Возвышенности, опять же, если есть, имеют большое значение — я стал лучше разбираться, чем штабисты из Министерства обороны, которые несмотря ни на что требуют занять село, расположенное между двумя холмами. Нет, теперь я, сорокапятилетний гуманитарий, неплохо разбирающийся в Данте, Петрарке, Боккаччо, уже знаю, что сначала надо занять высоты, а противник уже сам уйдёт из села — не самоубийца же он держать населённый пункт, когда в нём он как в тире. Век живи, век учись.
Дороги ещё играют важную роль, важен контроль над коммуникациями. Байкот, командир «Сомали», так и двигался по дороге на Мариуполь. Впереди вдоль шоссе передвигалась разведка, потом ехал Байкот на автомобиле, позади его сомалийский табор — подтягивалась техника, танки и бронетранспортёры. Ехали не плотно, разрозненно и параллельно. Разведка натыкалась на узлы сопротивления, передавала по рации, Байкот тормозил, сворачивал с шоссе и организовывал порядки для боя, вперёд выезжали танки, разбирали обнаруженный редут обороны, потом шли штурмовики, зачищали. Потом снова все двигались по дороге — разведка, Байкот, танки и бронетехника. А кто из нациков по бокам оставался в деревнях да полях, так ими уже другие занимались. Существенного сопротивления эти разрозненные неонацистские кучки не оказывали и роли никакой не играли. Шли-шли так сомалийцы вдоль трассы из Донецка и дошли до Мариуполя. Дальше пошла уже другая история.
Но вот, как ориентироваться, где свой, где чужой в лесу? В лесу кажется, что все чужие, в нём всегда можно заблудиться.
— Да всё нормально, — успокаивал Влад, — если бы мы заехали не туда, то попали бы на наш блокпост.
Ага, а могли бы наткнуться и на не наш. Историй таких полно. Когда территория освобождается от противника, то сразу выставляются блокпосты, об этом я уже догадался. Да как определить, что это блокпост крайний, при таком весьма динамичном наступлении? Помню, мы остановились на одном по дороге к мариупольскому аэропорту. Он дымил далеко справа, слышна была стрелкотня. Можно дальше проехать? — спрашиваем у чумазого бойца, дежурившего на блокпосту, нам стендап записать надо было. Можно, отвечает, но не советую, там ещё не разминировано, тээмки раскиданы. Семён, самый старший и опытный из нас, тогда задумался, повертел головой, принюхался. Облизал палец, выставил на ветер — у него свои способы познания судьбы при игре со смертью. Нет, говорит, не поедем, слишком опасно.
Но везде же блокпосты не поставишь. Тем более на лестных тропках. Лес — это вообще серая зона, там ДРГ всегда может рыскать. Помню, меня Славик перед поездкой напутствовал: «Если заночуете, то будьте осторожны, там вечером нацики, кто не успел сбежать из города, в лес уходят. Или наоборот, — в город заходят…»
Из лесу выходит серенький волчок, на стене рисует свастики крючок…
После съёмок в лесу заехали в пансионат на берегу озера. Ворота высокого деревянного забора нам открыли двое комендачей, их поставили сюда для охраны. Неплохое распределение — под охраной парней оказалось несколько рядов одноэтажных таунхаусов с номерами, расположенных углами на песчаном берегу. У воды деревянный, покрытый ворсистым зелёным ковром пирс, который ведёт к беседкам для отдыхающих и любящих выпить на открытом воздухе в окружении воды.
Сюда приезжали туристы отдыхать на выходные, и очевидно, что номера не пустовали — место прекрасное и живописное. Туристы остались в прошедшем времени, а вот озёра
