Последний заговор Гитлера. История спасения 139 VIP-заключенных - Иан Сэйер
Дэй не питал иллюзий относительно того, насколько опасна была операция, и боялся, что среди женщин и детей могут быть жертвы, пострадавшие от случайных пуль. Он представлял, как сильно они испугаются, если окажутся в центре перестрелки. Однако он пришел к выводу, что «идет война. Люди убивали, убивали и их самих. Лучше так, чем лицом к стене». Такой ход событий его не радовал, но он считал, что, присоединяясь к итальянцам, они с Макгратом принимают правильное решение. «Мы бы были парой чертовых трусов, не сделай мы этого, – размышлял позже Дэй. – Я не хотел, чтобы Ферреро плохо о нас думал»[598].
Когда Пейн-Бесту рассказали о плане, он был совершенно потрясен, шокирован своей самодовольной уверенностью, что держит ситуацию под контролем. Он видел некоторых из «так называемых партизан» Гарибальди, которые казались ему не более чем «кучей деревенских юношей» с красными шарфами на шеях[599]. Он вообще не был уверен в их способности справиться со значительными силами эсэсовцев и опытных убийц СД, одновременно обеспечивая безопасность разрозненной группы из более чем сотни мужчин, женщин и детей, многие из которых могут поддаться панике. Было жизненно необходимо обезвредить Бадера до того, как будет предпринята какая-либо попытка захвата власти, будь то мирная или насильственная.
Пейн-Бест чувствовал, как ситуация выходит из-под контроля. Поскольку Бадер еще не был нейтрализован, на обещание Штиллера передать власть нельзя было положиться. Встреча с Дэем произошла около 10 утра, и, поскольку общее собрание назначили на полдень, у Пейн-Беста оставалось два часа, чтобы решить проблему и «пресечь идею вооруженного восстания»[600]. Настаивая на встрече с Гарибальди, он отправился в ратушу вместе с Дэем и Макгратом. Он дипломатично сказал им, что не хочет навязывать свои взгляды. Вместо этого, как он считал, следует сформировать международный комитет, чтобы определить наилучший ход действий.
Трое мужчин нашли Гарибальди в его штабе с Ферреро. Пейн-Бест, который владел многими языками и не испытывал никаких трудностей с общением, сказал им в недвусмысленных выражениях, что их план претворять в жизнь нельзя. Воззвав к демократии и преодолев гневные возражения Ферреро, он убедил Гарибальди согласиться провести в 11 часов встречу, где будут пятеро присутствовавших, а также Бонин, Лидиг, каноник Нойхойзлер, майор Ян Станек, генерал Александрос Папагос и генерал Петр Привалов[601].
В 11 часов состоялась встреча. Из-за языкового барьера Пейн-Бест говорил больше всех: например, помимо своего родного языка, Привалов говорил только по-немецки, а Папагос только по-французски. Пейн-Бест сосредоточил бо́льшую часть своих сил на Гарибальди – самом важном из присутствующих. Его слово могло остановить партизанскую операцию или дать ей зеленый свет.
Аргументируя свою позицию перед лицом резкого, сильного сопротивления Ферреро, Пейн-Бест апеллировал к политической чувствительности Гарибальди и его патриотизму, указывая на то, что Южный Тироль когда-то был австрийской территорией и сейчас там по-прежнему проживает множество этнических немцев. Существовал риск того, что после войны город будет возвращен Австрии, и этот риск увеличится, если, например, жестокое нападение итальянских партизан приведет к гибели таких видных государственных деятелей, как Блюм и Шушниг[602].
Гарибальди обдумал это. «Я человек мирный», – сказал он и признал, что предпочитает ненасильственное решение.
Ферреро жутко разозлился. Он выбежал из комнаты, крича, что сам возглавит нападение, независимо от того, что решит комитет.
Переманивший на свою сторону Гарибальди, Пейн-Бест спросил остальных присутствующих. Макграт и Дэй заявили, что не верят обещаниям немцев, но признали, что Пейн-Бесту лучше знать, заслуживают ли доверия немецкие офицеры. Возражений больше никто не высказал. По предложению Папагоса Пейн-Бест согласился попытаться связаться с Международным Комитетом Красного Креста и попросить их вмешаться.
* * *
Пока ведущие заключенные-военные спорили и строили планы, другие заложники Гитлера проводили воскресное утро настолько нормально, насколько это было возможно.
Среди них было много верующих христиан, в том числе несколько католиков. 29 апреля было четвертым воскресеньем после Пасхи, и в то утро месса стала для них большим утешением. Ночью Штиллер договорился с каноником Нойхойзлером, что тот сможет провести службу, если на ней не будет членов местной общины. Таким образом, в 10 часов – когда Пейн-Бест узнал о нападении партизан и поспешил к Гарибальди – религиозные и не очень, католики и некатолики, собрались в церкви Святого Стефана в Нидердорфе.
Расположенная недалеко от площади на краю деревни, церковь представляла собой великолепное здание в стиле барокко с ярко-белыми стенами и двумя терракотовыми куполами. Габриэль Пиге, римско-католический епископ Клермон-Феррана, читал мессу в сопровождении отца Карла Кункеля. Каноник Нойхойзлер прочитал проповедь. Он говорил о доверии к воле Божьей и братской любви друг к другу.
Многие из присутствующих католиков и греко-православных причастились, среди них молодой лейтенант авиации Джимми Джеймс. Позже многие исповедовались. Церковное мероприятие вызвало чувство умиротворенности и покоя в умах присутствовавших, пусть и омраченное неопределенностью[603]. За стенами церкви в Нидердорфе разворачивались события, которые должны были решить их будущее – выживут они или умрут в течение следующих суток.
* * *
Пейн-Бест, Бонин и Гарибальди были не единственными, кто работал над решением проблемы. Антон Дуча, итальянский интендант и тайный лидер партизан, также играл свою роль.
Инженер по профессии, Дуча также раньше работал лыжным инструктором во французском клубе и хорошо говорил по-английски и по-французски. По мнению Вингза Дэя, он был «очень славным парнем»[604]. Дуча отправился в Больцано и вернулся со своим помощником, доктором Гербертом Тальхаммером. Прибыв на городскую площадь тем серым воскресным утром, они увидели необычно большую толпу примерно из сотни мужчин, женщин и детей в разнообразной одежде, окруженных кольцом охранников СС и СД, которые с помощью своих машин пытались отделить заключенных от других людей Нидердорфа. Утром СС поняли, что теряют контроль, и собрали всех заключенных, которых смогли найти, чтобы держать их под охраной в одном месте[605].
Осознавая, насколько опасной становится ситуация, Дуча разыскал Штиллера, который объяснил, что, поскольку заключенные содержатся в разных неохраняемых местах, существует вероятность, что их могут освободить партизаны. Он также знал, что заключенные слышали о планах своей ликвидации, и беспокоился о возможных попытках бегства. Если такая попытка будет предпринята, добавил Штиллер, он без вопросов подчинится приказу и расстреляет беглеца.
Дуча осознавал всю тонкость своей задачи. Если бы он знал о плане атаки Гарибальди, сделке Пейн-Беста со Штиллером или контакте Бонина со штабом Фитингхофа, он бы беспокоился еще больше. Ситуация с большой вероятностью могла превратиться в катастрофу. Поскольку союзники могли прибыть только
