Где. Повесть о Второй карабахской войне - Коля Степанян
Думаю, мое общение с Богом началось именно тогда.
Он отвечал мне. Ответы приходили на страницах моих любимых книг. Я много читал – книги стали моими единственными друзьями.
Думаю, именно тогда я начал мечтать. Одна-единственная мечта, не покинувшая меня ни разу на протяжении всей осознанной жизни.
Когда-нибудь я сам стану Писателем.
3
Я чувствовал себя одиноким первые дни в армии.
Москва – Ереван. Приехал добровольцем. Стащил истекшие армянские паспорта родителей и поехал с ними в ОВИР (паспортный стол). Поставили на учет – дали гражданство. Спустя месяцев семь я наконец в воинской части. Жеребьевка определила меня в Джабраил, южная граница Нагорно-Карабахской Республики – под самым носом Иран и Азербайджан.
Все смотрели на меня как на идиота.
– Зачем ты приехал?
– Верю, что так правильно.
Парниша из Гюмри пробормотал что-то и ушел. Он был явно недоволен моим ответом.
Этот вопрос мне зададут еще огромное количество раз. В армии и после нее. И всякий раз я не найду ответа лучше. И всякий раз буду видеть в глазах собеседника непонимание.
Когда я впервые приехал в Армению в осознанном возрасте, мне было пятнадцать. Именно тогда я впервые почувствовал себя дома. Почувствовал себя принятым. То есть вопрос принятия/непринятия вообще перестал стоять. Повсюду такие же люди, как и я, так же выглядящие, разговаривающие на том же языке. Черт возьми, я даже не знал, что возможно ходить по улице без стыда за свое происхождение. Я даже не знал, что этот стыд вообще у меня был.
Это открытие легло уютным мягким одеялком на мой нежный возраст, в котором человек, как правило, начинает искать смысл.
Моим стала Армения. Она стала смыслом, за который хотелось жить и умереть. Было грустно осознавать, что так мало людей со мной этот смысл разделяют. Было грустно осознавать, что для большинства людей вокруг смыслом стал комфорт.
Комфортно ли им с этим смыслом?
А Армения? Нужна ли она кому-то, кроме наших врагов?
Скажут: какие ужасные слова! Конечно, нужна! Конечно, мы любим Армению!
Любим, но жить хотим где-то еще. Любим, но комфортом жертвовать не станем. Что же это за любовь?
Нет, я точно не хотел это ни с кем обсуждать. А потому, запершись в себе, погружался в армейскую жизнь. Очень старался не думать о том, сколько мне осталось служить (срок службы – два года), но не выходило. Чуть ли не каждые полчаса мысли уводили меня в подсчет оставшихся дней. Оставшихся недель. Часов. Чем больше я об этом думал, тем больше расширялось чувство безнадежности в моем сердце.
На шестой день я сидел на табурете в очереди на стрижку. Вокруг – ребята со всей Армении. Всю первую неделю я пытался подружиться с кем-нибудь, но непременно терпел фиаско.
Худощавый невысокий парень пришел с табуретом и сел рядом. Он выглядел на пятнадцать. Очень приветливая внешность.
– Артур, – сказал он, протягивая мне руку.
– Коля. Приятно познакомиться.
– Вы все ждете стрижки, верно?
– Ага.
У моего собеседника тонкая шея и искрящиеся глаза. Нос великоват, но это, наверное, из-за контраста с его худобой. Спустя минуту-две Артур задал еще один вопрос:
– Откуда ты?
– Родился в Москве, прожил там всю жизнь. Но семья из Гориса.
– Горис!! Мы можем говорить на барбаре (բարբառ – диалект), я из Мартакерта.
Он карабахский! Я был так рад услышать это. Это был мой первый год в Армении, и я все еще не мог нормально говорить на литературном (общем) языке. Мой (гориский) диалект очень похож на карабахский (Горис граничит с этим регионом), и это значительно упростило коммуникацию с моим новым приятелем.
Артур, или, как мы его еще называли, Ато, сразу мне понравился. Он сильно отличался от всех остальных ребят. Он был открытым. Живым. Местами, правда, был каким-то по-детски манерным, но меня это совсем не смущало. Он ведь и есть ребенок, всего восемнадцать лет. Но кругом почти всем по восемнадцать, просто, в отличие от них, он не пытался казаться крутым, жестким. Ато был настоящим.
Все его любили в части. Даже кярты.
Я завидовал ему тогда, завидую ему и теперь. Наверное, классно, когда тебя все любят.
Мы разговаривали на протяжении получаса, пока, наконец, не пришел мой черед брить голову. Я знал, что наконец нашел своего первого друга, когда он спросил, не смотрел ли я «Очень странные дела». Я нашел в Джабраиле кого-то, кто смотрел «Нетфликс»! Он обожал сериалы.
Я был счастлив. Появился кто-то, кого я мог любить.
Ато был умным. К моему сожалению, офицеры тоже это заметили и привлекли его к работе в центральном штабе. Я стал редко его видеть. Как правило, в столовой.
– Придешь сегодня на стрельбище, Ато?
– Нет, куча работы. Майор попросил остаться. Я рад, честно говоря! Будет круто, если прослужу два года, не притронувшись к оружию.
Он произнес еще пару-тройку предложений с пацифистским бредом, пока я наслаждался сгущенкой с маслом на хлебе. Я решил не спорить с ним, но мысленно поражался тому, как парень, выросший в таком «горячем» регионе, может иметь подобные идеалистические человеколюбивые взгляды. «Они тоже люди». Я что, не знаю, что они тоже люди? Как ты собрался защищать свой дом? Хороший парень, но не воин, к сожалению. Даже не близко.
– А ты уже познакомился с Арманом? – Ато прервал череду моих мыслей.
– Что за Арман? – переспросил я и тут же вспомнил: – А-а-а-а, я понял. Этот? Как его? Аргаманян?
Ато улыбнулся.
– Армаганян, – поправил меня. – Мне кажется, вы хорошо подружитесь.
– Выглядит высокомерным типом.
Я часто его вижу. Постоянно крутится вокруг офицеров с какими-то бумагами. Выполняет ту же работу, что и Ато, но не в центральном штабе, а в штабе нашего батальона. Обидно, что я не знаю армянского на их уровне, – тоже мог бы пропускать чертовы занятия по строевому шагу.
Ато засмеялся.
– Чего смеешься?
– Он про тебя так же сказал.
Наша первая встреча с Арманом произошла на том же самом месте, в столовой, два дня спустя. Они подсели с Ато за мой стол. Арман, он же Манч (մանչ – мальчик, юноша), был высокорослым и удивительно красивым (насколько я мог судить). Широта его плеч, острые скулы, уверенная походка
