Где. Повесть о Второй карабахской войне - Коля Степанян

– Да, чувак.

Мне не терпелось познакомить Дава с Ато и Манчем. Их я видел не так часто. Занятые офицерскими поручениями, они редко появлялись. Выцепить их удалось спустя пару дней.

Едва ли можно сыскать что-то более приятное в солдатских буднях, чем день купания. Раз в неделю, переодев берцы на резиновые тапочки, со всем необходимым в руке мы бодро шлепали строем по направлению к горячей воде.

Там, перед купальным зданием, я и выловил своих приятелей.

– Ушные палочки принес? – спросил я у Ато.

– На месте, – улыбнувшись ответил он.

У Ато была своя тумбочка в центральном штабе – единственное место, куда не добиралась рука вора. Там мы хранили наши стратегические объекты. Втихаря, чтобы никто не увидел, он передает мне три штучки.

В армии нет таких понятий, как «личная вещь», «личное пространство» или просто «личное».

Любая купленная вещь, будь то шампунь, или туалетная бумага, или воск, будет либо украдена в тот же день, либо попросту поделена между сослуживцами.

Сложно отказать кому-то в туалетной бумаге.

Понимая общую ситуацию, никто ничего не покупал. А мылись обычным мылом.

Подошел Манч. Машу ему рукой.

– Ребята, я нашел нам нового друга. Познакомьтесь, Давид.

* * *

Я стоял в окопе все еще полусонный. Только сменил Дава на посту. Закурил сигарету.

– Ты замечал, как много тепла дает сигарета? Если вот так вот прикрыть ее ладошками, – показываю Даву, – то становится немного тепло.

– Так много или немного?

– Что?

– Ты сказал, что много тепла дает. А потом говоришь, становится немного тепло.

– Дав, отвали!

Он лежал в окопе и дрожал от холода, укутавшись в плащ-палатку.

Начало октября в Джабраиле было странным. Жарко днем, безумно холодно ночью. Холод был не так страшен, как ветер. Пронизывающий мерзкий ветер, от которого не спастись. Наверное, можно было бы спастись, будь у нас блядские бушлаты. Но так как блядских бушлатов у нас не было, а только одна плащ-палатка на двоих, да и то спизженная Давидом у зазевавшихся типов, – мы мерзли. По очереди. Передавая спасительный кусок ткани друг другу, когда менялись на посту.

Наши позиции располагались на холме. Протяженностью пусть километр. Вдоль всего холма мы вырыли окопы. Шел пятый день войны.

– Ну что, брат, как тебе война?

– Херня какая-то, – уставший от смены, Дав был не очень разговорчив, он уже улегся на землю, накрылся плащ-палаткой и приготовился спать.

Он сказал «херня?!» – меня это ошеломило. Еще бы «фигня» сказал.

– Брат, а если так подумать, разве это правильно, что плащ-палатку берет тот, кто спит? Разве тому, кто охраняет покой спящего – она не нужнее?

Давид приподнялся на локте.

– Ну вообще-то, во время сна тепло выходит из тела. Поэтому да, правильно.

– Ясно.

Давид с недовольным видом лег обратно. На войне всегда хочешь спать. Спать и есть.

– А что бы ты сейчас съел, Давчанский?

– Огромный жирный бургер. Фри и кола, – спустя буквально секунду ответил мой приятель, глаза закрыты.

– Я бы съел жареной картошки с луком. И курицу из духовки.

– Супер.

Я решил оставить Дава в покое.

Темнело.

Передо мной – другой холм. Там тоже вроде наши. Честно говоря, я перестал понимать, где наши, а где чужие. Время от времени офицеры давали приказ готовиться к обороне, но так никто и не напал. Зато артиллерийские снаряды падали, словно дождь.

Сначала страшно, потом привыкаешь.

Перед падением снаряда слышишь свист. Он длится несколько секунд. Первые несколько дней была твердая уверенность, что каждый подобный свист будет моим последним.

Свист. Всем пока!

Свист. Всем пока!

Но давайте останемся здесь еще на несколько дней, и совсем скоро этот звук станет для нас столь же обыкновенным, что и рассвет. Как быстро человек приспосабливается! Как быстро он перестраивается в соответствии с условиями, в которых он оказался.

Слева и справа – куча восемнадцатилетних ребят. Все спят. Для кого-то, как, например, для Дава, это был первый месяц в армии. Некоторые даже никогда не держали автомата в руках. Я стрелял один раз. Зато мог очень красиво и высоко поднимать ногу в строевом марше.

Меня очень сильно беспокоило, что большинство подразделения спит. В любой момент на нас могут напасть – никто и не заметит приближения врага. Я пытался что-то с этим сделать, настойчиво будил, объяснял ситуацию снова и снова, но ни черта не получалось. Спустя буквально минут пять разбуженные солдаты погружались обратно в сон. К войне нужно быть готовым. Как бы ни было физически тяжело – нужно сильно не хотеть умереть. Я очень не хотел умереть и поэтому, стоя в дозоре, качаясь из стороны в сторону, чтобы хоть как-то спастись от ветра, вспоминал истории из жизни.

– Брат, представь только: сейчас где-то кто-то съел жирный бургер с фри и колой и лежит под теплым одеялом. И ладно бы одеяло, но его еще и женщина обнимает.

Почему этот кто-то – не мы?

Я обернулся на Дава, но он уже спал.

Я остался совсем один на ближайшие два часа – наедине с темнотой, холодом и своими страхами. Страхов было пиздец как много.

У нас там дерево стояло. По левую сторону от окопа. Ночью оно принимало форму разъяренной лошади. Жутко – не то слово.

Думаю, сколько бы я ни старался, к моему огромному сожалению, вряд ли смогу в полной мере передать свой опыт проживания реальности войны. Насколько она отличается от того, к чему мы привыкли. Недосып, недоедание, постоянные мысли о смерти формируют какую-то новую, ни на что не похожую действительность.

Глубоко в своих размышлениях, прикладывая максимальные усилия к тому, чтобы держать глаза открытыми, я вижу трех людей, взбирающихся на холм.

Не могу поверить своим глазам.

Быстро протираю очки (да, я ношу очки, у меня минус четыре), смотрю снова. Три человека поднимаются на холм.

Заряжаю ружье (так я называю свой автомат), стреляю.

Ребята вокруг начали просыпаться.

Стреляю еще и еще.

– Что случилось?

– Там три человека поднимаются на холм.

– Где?

Дав и другие стали вглядываться в местность, на которую показываю пальцем.

Вот и лейтенант пришел с другого конца холма на звук выстрелов. Злой.

– Кто стрелял?

– Я. Там было три человека. Взбирались на холм.

– И где они теперь?

– Не знаю. Но они там были.

По лицу лейтенанта было видно, что он тоже устал. От нас.

К моему удивлению, он начал спускаться вниз по холму, вплоть до места, где я видел врагов.

– Хочешь, еще спущусь? – кричал он мне снизу. Я не знал, что ответить. Мне