"Всего я и теперь не понимаю" - Александр Гладков
Вечером прихожу на «Даму», и В.Э. просит меня поехать с ним в Малый театр, где в этот вечер идет юбилейный спектакль Яблочкиной15. Едем. В.Э. еще берет Серебрянникову и уже освободившегося после
4-го акта Старковского. Я наскоро сочиняю приветствие. В.Э., рассеянно прочитав его, сует в карман. В Малом шел «Лес». Когда мы вышли на сцену и публика увидела В.Э., в зале раздалась овация Мейерхольду, явно демонстративная. Крики: «Слово! Слово!..» Но В.Э. выразительно показал на горло, будто болен, поцеловал Яблочкину и ушел.
Я ушел вслед за ним. Серебрянникова и Старковский остались.
18 января
Со вчерашнего дня подписи Бухарина нет под номером «Известий». Сегодня официально сообщается, что он снят с поста редактора.
Вечером на «Ревизоре» длинный разговор с В.Э. Вспоминая вчерашнюю овацию на юбилее Яблочкиной, он говорит с мрачным мальчишеством: «Каково-то там, в президиуме, чувствовал себя Боярский!..» (Боярский тоже «враг» и едва ли не больший, чем Керженцев. Это действительно мелко-карьеристская фигура, прозванная в Москве «провизором».)
После конца спектакля В.Э. выходит кланяться. В последнее время вызовы его стали бурнее и явно демонстративно сочувственные.
Н.И.Ежов. Февраль 1937 года. РГАКФД
Потом идем с Гариным в «Спорт» и сидим там до закрытия.
20 января
В газетах сообщение Прокуратуры СССР о деле «Параллельного центра». Суд начнется 23-го. Среди обвиняемых: Пятаков, Радек, Сокольников, Серебряков, Дробнис, Муралов16 и другие. <...>
В перерыве репетиции говорим об этом с В.Э. Он сегодня снова нервен. Рассказывает о Дробнисе, которого хорошо знает. Знает он и Сокольникова, и Радека, которого не любит. Я не раз встречал и слышал Радека и знал жену Дробниса, которая в конце 20-х годов работала в «Теакинопечати»17. <...>
23 января
Сегодня начался процесс «Параллельного центра». В зале присутствует Л.Фейхтвангер.
По слухам, Бухарин уже с начала января находился под домашним арестом. Он изменился и постарел. Иностранные корреспонденты видели его в последний раз на приеме прессы 3-го ноября. Игорь З. рассказывал, что как-то в конце декабря он встретил на улице Рыкова. Он тоже плохо выглядел, казался жалким, измученным и несчастным. Еще бы! Уже с полгода он и Бухарин живут под непрерывной пыткой страхом.
24 января
В «Правде» передовая «Подлейшие из подлых», о процессе.
Все газеты полны материалами процесса.
Несколько дней стоят страшные морозы. Дни ясные, солнечные, но от холода перехватывает дыхание. <...>
26 января
Радек на первом судебном заседании говорил о связях с Томским, Бухариным и Рыковым. Еще упоминались имена Угланова, Закс, Гладнева, Белобородова, Тивеля и др.
Фейхтвангер заявил, что он считает важным, кроме доказательств вины, также установление мотивов, по которым обвиняемые делают признания. Это бесспорно, и тут самое слабое место в процессе (как и в августовском).
Остается также неразгаданным — мотивы, по которым были совершаемы преступления. Чистая борьба за власть? Но, в отличие от Каменева, Зиновьева, Смирнова и Евдокимова — Пятаков, Сокольников, Радек и некоторые другие обвиняемые нового процесса занимали еще недавно крупные посты, выше которых им не занимать и при любом руководстве. Значит, причины были чисто политические, т.е. программные разногласия со Сталиным. Но в таком случае, почему они так легко во всем признаются и ведут себя как пойманные за руку мелкие воришки? Ведь это же старые политики, видавшие виды. Так уж сразу в камерах Лубянки все раскаялись, т.е. поняли свою неправоту? Это остается непонятным. Ведь им судьба их ясна. Перед глазами пример героев августовского процесса. Пощады ждать не приходится. А если уж надо умирать, то ради чего каяться и унижаться? Откуда эти смирение и покорность? Столько лет борьбы и ненависти, и вдруг все всё поняли и раскаялись. Это остается загадочным.
По словам Х., Троцкий заявил, что в процессе участвуют только «капитулянты», а тех, кто не покаялся во время следствия и «отрицает», на открытый суд не пустят. Может быть, в этом объяснение. Будто бы у него недавно в Париже были выкрадены матерьялы из его личного архива, и он опасается, что они могут быть фальсифицированы и использованы на процессе. Троцкий напечатал в «Нью-Йорк Таймс» статью, где отрицает связь с Радеком, Пятаковым и др. Х. сам не был на суде, но ему кое-что рассказывал его начальник, там побывавший. Радек держится с достоинством и хладнокровно, даже острит и вызывает в зале смех. Внимательно рассматривает сидящих в зале. Такое впечатление, что, того и гляди, поздоровается кивком головы. Еще более-менее достойно держится Пятаков. Сокольников вял и безучастен. Он производит впечатление совершенно разбитого человека. Говорит еле слышно. Есть слух, что он в этом процессе сыграл ту же роль, что в августовском Рейнгольд, а в процессе 35-го года Сафаров, т.е. первым стал оговаривать остальных. Радек даже вступает в пикировку с Вышинским. Шестов похож на провокатора. Муралов назвал его лжецом, когда тот уверял суд, что Муралов организовывал покушение на Орджоникидзе. Из показаний Дрейцера возникло имя старика Раковского. В кулуарах иностранцы рассказывали, что 72-летняя мать Радека, живущая в Польше, послала телеграмму матери Сталина с просьбой пощадить сына. Еще в показаниях мелькнуло имя Сосновского.
27 января
Все утро в Ленинской библиотеке. Читал там 3-й том мемуаров А.Белого «Между двух революций», которые невозможно купить.
Вечером работаю дома и для отдыха читаю неглупую и тонкую (хотя и двусмысленную) книжку Я.Рыкачева. О нем поговаривали, что он недавно арестован, но «Литературная газета» еще не назвала его «врагом народа» и, м.б., это ошибка. Вишневский в «Литературной газете» уверяет, что Радек сознательно «сорвал» в 1923 году революцию в Германии. Это, по-моему, большой перебор. Недавний эмигрант Д.Мирский18 тоже клянет подсудимых. Вероятно, будучи на виду, невозможно отказаться от подобных публичных заявлений.
Да, днем еще я зашел в ВКИ на открытие Всесоюзного совещания по репертуару. Прослушал бледный, чиновничий и одновременно напыщенный доклад Керженцева и ушел...
Еще о процессе. Объявлено, что заговорщики готовили покушения на Сталина, Молотова, Кагановича, Орджоникидзе, Ежова, Косиора, Постышева и Эйхе. Радек держится развязанно и уверенно. Сокольников — тускло. Он кажется холодным и высокомерным, насколько это возможно <...>
28 января
В газетах сообщается о присвоении Ежову звания Генерального комиссара госбезопасности. Фото Наппельбаума, заметно ретушированное: просто герой-любовник. Алкснис
