Ремарк. «Как будто всё в последний раз» - фон Штернбург Вильгельм
«Черный обелиск», несомненно, самый биографичный роман Ремарка. Захолустный Верденбрюк (Оснабрюк), поэтический кружок, фирма по установке надгробий, псих-лечебница, «запоздалая юность» рассказчика, его решение отправиться в Берлин — все это взято из собственного прошлого. Автору под шестьдесят, со здоровьем неважно, реставрационные тенденции в аденауэровском государстве вызывают горечь и досаду. Он видел развалины родного Оснабрюка, он понимает, что никогда больше не будет жить в той стране, где родился, — в этом смысле роман можно воспринимать, пожалуй, и как ностальгическое прощание с Германией, с мечтами и надеждами юных лет.
При всей игривости, занятности и легкости повествования о юности и возмужании своего героя Ремарк уже в кратком вступлении к роману дает понять, что видит свою задачу вовсе не в том, чтобы доставить читателям удовольствие. «А потому не браните за то, что я решил вернуться в те сказочные годы, когда надежда развевалась над нами, как знамя, и мы верили в такие подозрительные вещи, как человечность, справедливость, терпимость, — и в то, что одной мировой войны вполне достаточно в качестве урока для целого поколения». Роман Ремарка — это предупреждение живущим в эпоху холодной войны и развязанной супердержавами бешеной гонки вооружений. «Черный обелиск» выходит за шесть лет до кубинского кризиса, поставившего мир на грань третьей мировой войны и атомной катастрофы. Пророчески звучат вступительные слова Ремарка: «Мир снова погружен в пепельно-серый свет апокалипсиса, еще не улетучился запах крови и не осела пыль от разрушений последней войны, а лаборатории и заводы опять работают на полных оборотах, дабы сохранить мир с помощью оружия, которым можно взорвать весь земной шар».
Флер беззаботности и плутовской романтики рассеивается как дым и в последней главе. В ней автор кратко сообщает о дальнейшей судьбе своих героев. Георг Кроль погибает в концлагере, питомец муз Ханс Хунгерман получает ранг оберштурмбаннфюрера и ведает у нацистов вопросами культуры, скульптор Курт Бах возвращается из концлагеря домой нетрудоспособным калекой и после краха Третьего рейха «все еще добивается маленькой пенсии, подобно другим бесчисленным жертвам нацистского режима. Он надеется, что ему наконец повезет и он будет получать семьдесят марок в месяц — около одной десятой той суммы, которую получает Хунгерман, равно как и около одной десятой того, что уже много лет получает от государства руководитель гестапо, организовавший тот самый концлагерь, где искалечили Курта Баха, не говоря уже о гораздо больших пенсиях и компенсациях, что выплачиваются всякого рода генералам, военным преступникам и бывшим партийным чиновникам высокого ранга».
Рецензии преимущественно отрицательные. За небольшим исключением, их авторы обходят молчанием сказанное Ремарком во вступлении к роману и заключительной его главе, вольно или невольно отражая таким образом умонастроение тогдашних западных немцев. Ни слова об отношении Ремарка к тому, как в Бонне обходятся с нацистскими преступниками и их жертвами. Без каких-либо комментариев остается и проблема атомного вооружения. Старательно проигнорировано все, что, по мнению автора, связывало Германию начала веймарских времен с Западной Германией конца 1950-х.
Цитируя вступление к роману и признавая за ним актуальность, рецензент из «Франкфуртер альгемайне» тем не менее тут же делает вывод, не терпящий возражений: «Конец всему пришел уже в 1945-м». «Франкфуртер рундшау» параллели с современностью вообще неинтересны: «Автор не дал своим замыслам по-настоящему созреть, — считает газета, — и, как ни крути, книга получилась довольно слабой». Обозреватель журнала «Гегенварт» подсчитал фактические ошибки автора, указал, к примеру, на то, что в 1923 году штурмовики[91] еще не носили «мундиров навозного цвета», но нитей, соединяющих роман с немецкой реальностью середины столетия, тоже не заметил. Критик газеты «Зюддойче цайтунг» читал предисловие («Не браните меня за то, что я решил заговорить о старых временах») не иначе как вполглаза: «...неожиданные оправдания всегда вызывают чувство неловкости и наталкивают на мысль о том, что автор в них нуждается». Литературные критики ФРГ явно согласны с тем, что происходит в руководимой Аденауэром стране, и только Фридрих Люфт высказывает в «Вельт» то, что думает большинство из них о стремлении Ремарка связать свой роман с современностью: «Ремарк заблуждается. Аналогия тут не проходит. Бонн — это не Веймар».
Голливуд на материал не среагировал. Телеверсию романа показал в 1988 году, к 90-летию писателя, Второй канал немецкого телевидения. Фильм снимал Петер Дойч, главные роли сыграли Удо Шенк (Людвиг Бодмер), Райнер Хунольд (Георг Кроль) и Карина Тэенталь (Изабелла). Действие получилось насыщенным и динамичным, зритель получал возможность окунуться в атмосферу начала 1920-х годов, первоисточник не пострадал. Но экранизировать романы — дело, как известно, трудное и рискованное. Так что мнения кинокритиков разделились и на сей раз. Говорилось о слабостях как в режиссуре, так и в игре актеров. Сравнив их с недочетами многих других фильмов по книгам Ремарка, скажем: следить за жизнью вокруг Черного обелиска на экране стоит. Как стоит также попытаться проникнуть в авторский замысел.
После публикации романа Ремарк едет в США, где пробудет семь месяцев. В Лос-Анджелесе встречается с кинематографистами, которые готовят съемки фильма по роману «Время жить и время умирать», и соглашается сыграть в нем учителя Польмана. Первые месяцы, однако, вновь обременены далеко не приятными обстоятельствами личной жизни. Он хочет развестись с Юттой. Дело это, как обычно при расставаниях, сложное. Подключены адвокаты, разногласия прежде всего из-за денег. Интересы Ремарка представляет Харриэт Пилпел, она и раньше консультировала его по юридическим вопросам. Получив предложение о разводе, Ютта пишет ему 16 июля письмо, высвечивающее еще одну острую грань их запутанных отношений. «Развод может прояснить ситуацию, но он не может мне помочь, время для этого ушло, удар по живому нанесен. Мне горько знать, что Ты воспринимаешь это длившееся годами состояние как недоразумение, и это после того, как Ты в 52-м году резко возражал против развода, мне же между тем пришлось расплачиваться за это моим здоровьем. Притом что всего этого можно было избежать. Каким же толстокожим надо быть, чтобы назвать эти долгие годы недоразумением!» Затем следуют жалобы на здоровье. Ютта Цамбона никогда не желала порвать с Ремарком, она отказывалась начать самостоятельную жизнь. Все эти годы она играла на его чувстве вины, жила за его счет и умела его разжалобить. Можно, конечно, осуждать ее за это, но ведь и Ремарк был совсем не прост. И все же не может не удивлять склонность Ютты осыпать его упреками за бессердечность, ссылаться на свои мнимые и реальные болезни и использовать его нерешительность и добродушие. А он из года в год посылал ей столько денег, чтобы на жизнь хватало с лихвой, старался поддерживать с ней постоянный контакт, женился на ней во второй раз, когда ей в конце 1930-х грозила высылка из Швейцарии. Он оплачивал счета за ее проживание в одном из роскошных номеров нью-йоркского отеля «Пьер», и не было за все эти годы случая, чтобы он не откликнулся на зов о помощи добрым, мудрым советом. И пусть он пытался отвергнуть требования адвокатов Ютты о выплате ей очень крупных денежных сумм: Ремарк заранее позаботился о том, чтобы она ни в чем не испытывала нужды вплоть до ее кончины.
Развод оформляется 20 мая 1957 года в мексиканском городе Хуарес[92] в отсутствие обеих сторон. В сентябре Ремарк четыре недели в Берлине на съемках фильма «Время жить и время умирать». Свое писательское отношение к кино он как-то высказал в интервью «Нью-Йорк тайме»: «Работать для кино — занятие интересное и полезное. Разница между написанием романа и киносценария подобна разнице в вождении грузовика и гоночного автомобиля. На экране все должно совершаться быстро. У фабулы должен быть мощный движитель, тогда все будет хорошо». Объяснение, может, и простоватое, но он любил в интервью несложную аргументацию.
