На линии огня - Михаил Сидорович Прудников

Готовясь к защите, военные и партийные власти в городе в срочном порядке организовывали истребительные батальоны. Необходимость в такого рода подразделениях диктовалась задачами пресечения в районе деятельности гестапо и абвера.　

14 июля на станцию Полоцк-2 прибыл эшелон, набитый людьми, одетыми в форму советской милиции. Командованию истребительного батальона, ответственного за охрану станции, показались подозрительными требования офицеров эшелона о немедленном пропуске　его в город, и дальнейшая проверка выяснила, что в подавляющем большинстве «советские милиционеры» не знают русского языка. Эшелон был оцеплен и разоружен. По своему размаху эта акция абвера была самой крупной в те дни в Полоцке.　

Имели место и другие. То появлялись «полковники» с адъютантами и начинали «наводить порядок» в отступающих частях Красной Армии с целью объединить их на определенном участке, над которым вскоре оказывались фашистские самолеты с боезапасом. То «отставшие» от своего полка офицеры расспрашивали дорогу на Витебск или Молодечно. То кто-то искал штаб дивизии. В большинстве случаев истребительным батальонам удавалось разоблачить и нейтрализовать врага.　

Одним из таких батальонов командовал уроженец деревни Сухой Бор Полоцкого района, коммунист Павел Ермолаевич Гуков. Сжатый в кольцо город, несмотря на непрерывные бомбежки и артобстрелы, несмотря на многократно превосходящие силы противника, сражался отчаянно. За несколько дней личный состав истребительного батальона, которым командовал Гуков, сменился дважды. Люди не щадили жизни в борьбе с захватчиком. Был момент, когда из всего подразделения в живых остался только командир.　

Первый секретарь Полоцкого райкома партии Новиков поручил Гукову вновь создать батальон и отныне именовать его отрядом внутренней охраны. Николай Акимович Новиков посоветовал при этом опереться на местное население, и формирование началось в основном из жителей Арлейского и Васильевского сельсоветов. Тогда же секретарь райкома партии сообщил Гукову, что его отряду придется остаться в тылу врага для ведения партизанских действий, и дал необходимые в этих случаях инструкции.　

Надо было подготовить людей, определить места дислокации и способы связи с партийным подпольем, но новый штурм противника не оставил времени для этого. На рассвете 15 июля 1941 года отряду внутренней охраны пришлось принять бой с гитлеровскими войсками, наступавшими со стороны Второй Баравухи.　

Город горел. Беспрерывные бомбежки не давали возможности как следует закрепиться на линии обороны. Гуков успел провести короткое совещание с коммунистами отряда Тимофеем Дроздовым, Петром Дроздовым и другими, но в результате боя против лавины атакующих гитлеровцев потерял связь с ними и, оказавшись с десятью бойцами из местных жителей отрезанным от основных сил отряда, принял решение распустить бойцов по домам, а сам отправился в Васильевский сельсовет с целью разобраться в обстановке.　

Впоследствии Павел Ермолаевич с радостью узнавал при встречах многих бойцов отряда внутренней охраны в бригаде «Неуловимые».　

Но в те дни обстановка сложилась удручающая. Особенно тяготило Гукова то, что он потерял связь с подпольным партийным руководством. Он считал: восстановить ее в прежнем виде можно лишь в Полоцке и, несмотря на немалый риск своего появления в городе, где Гукова знали как коммуниста и командира истребительного батальона, решил отправиться в районный центр.　

По району, заходя во все встречавшиеся по пути деревни (вдруг повезет и он встретит кого-нибудь из товарищей!), Гуков передвигался открыто, используя «пробелы фашистского воспитания». В те дни большинство гитлеровцев, безоговорочно веривших пропаганде Геббельса, наивно полагали, что в наших школах было запрещено изучение немецкого языка, и человек, говоривший по-немецки, неизменно вызывал у них доверие. Гукову в этом смысле повезло: он довольно неплохо знал язык.　

К тому же гитлеровцы почему-то были убеждены: если у человека есть паспорт, то его владелец не принадлежал Красной Армии и, соответственно, не воевал. У Гукова паспорт был. Он вырвал из него страницу со штампом прописки и, используя то же неведение гитлеровцев в отношении правил нашего паспортного режима, при необходимости мог называть любое место своего жительства.　

Конечно, гестапо вскоре исправило ошибку собственной пропаганды, искоренило подобную наивность солдат и офицеров вермахта, но в первые дни оккупации она позволяла подпольщикам почти беспрепятственно перемещаться по району.　

На пути в Полоцк Гуков прошел многие деревни Сестринского сельсовета, где исподволь интересовался обстановкой в Полоцке. К сожалению, он так никого и не встретил из соратников по отряду, но у знакомых учителей выяснял о тех, кто остался в Полоцке: как они ведут себя при оккупантах.　

Так, он выяснил, что заместителем бургомистра города является бывший заведующий полоцким районо Степан Васильевич Суховей. Представление Гукова об этом человеке никак не вязалось с тем, что он стал служить немцам. Бывший капитан пограничных войск, участник финской кампании, С. В. Суховей по возрасту вышел в запас и занимался перед войной сугубо гражданской деятельностью, где всегда проявлял принципиальность и честность.　

Павел Ермолаевич решил непременно повидаться с Суховеем и встретился с ним не в его новом рабочем кабинете, а в толпе на базаре.　

Степан Васильевич поздоровался с Гуковым радушно и лукаво усмехаясь, стал обрисовывать обстановку в городе, как бы случайно упоминая тех оставшихся в Полоцке товарищей, кому Гуков мог доверять. Было понятно, что Суховей занимает свой нынешний пост по специальному заданию, но, к сожалению, он намекнул на то, что никакой связи с руководством пока что не имеет. Он предупредил Гукова об опасности посещения старой квартиры, которую разгромили гестаповцы по доносу предателя, и посоветовал ему остановиться в семье бывшего директора школы Палашенко.　

Проинформированный Суховеем, Гуков принялся разыскивать оставшихся в городе коммунистов Федора Лаевского, Ивана Клепикова, Григория Вуятича. Так организовалась первая пятерка городского подполья. В целях конспирации каждый получил псевдоним: Гуков — «Гром», Суховей — «Дядя», Лаевскнй — «Охотник», Клепиков — «Весельчак», Вуятич — «Лев».　

Вскоре подпольщикам удалось найти и ложную конспиративную квартиру, в которой проживали бывший железнодорожник, не пожелавший пойти на службу к оккупантам, и его жена Настя. Настя для того, чтобы прокормить семью, вынуждена была заниматься перепродажей вещей на полоцком рынке. «Специфика» ее занятий давала возможность заочно «познакомиться» со многими гестаповцами и полицаями, прислушиваться к их разговорам, предупреждать подпольщиков о предстоящих облавах и других опасностях.　

Первое заседание пятерки было посвящено обсуждению обстановки, планам будущих действии и попыткам восстановить связь с подпольным партийным руководством.　

Отметив, что по доносам предателей были схвачены и расстреляны многие оставшиеся в городе коммунисты, Гуков как руководитель пятерки потребовал от ее членов соблюдения строжайшей конспирации, особенно при наборе в организацию новых членов. Система, по которой каждый подпольщик знал только ближайшего соратника, в дальнейшем не однажды оправдывала себя.　

Результаты сказались скоро. У одного из вовлеченных