Таежный тупик. Странствия - Василий Михайлович Песков

На четвертый день начинаем понимать, что можем застрять тут на зиму. Предвидя такую возможность, редактору «Комсомолки» я оставил записку: «Если к середине октября не вернусь, звоните Аману Тулееву, он человек надежный, вытащит».

Мы, однако, не унываем. Когда иссяк запас анекдотов, каждодневными стали вечерние посиделки в избушке у Ерофея. В один из вечеров Агафья рассказывала, как жили семьей: «В последние годы голодали все время. Ели траву, из-под березовой бересты выскребали мякоть. Хлеб был картофельный, черный, вон как сапог Ерофея…»

В местной библиотеке, кроме книжки по пчеловодству, книги воспоминаний Тулеева (подарок Агафье) и нелепого в этих местах журнала «За рулем», ничего нет. Чтобы скоротать время, ребята носят и носят дрова, потом мы совершаем экскурсии вверх и вниз по реке. Внизу наблюдаем, как Агафья с Надеждой чистят решетку запруды от плывущих осенних листьев, как кидают из сетей и ловушек харьюсков размером с ложку. А двигаясь вверх по реке, доходим до «щек» – отвесных каменных берегов. Возле «залома» – затора из упавших деревьев – в пенном водотоке обнаруживаем ребристую загогулину из металла. Это малая часть того, что падает тут в тайге от взорвавшейся второй ступени «Протонов». Сколько этого добра лежит по тайге, можно только гадать. По снимкам знаю: охотники обнаруживают баки величиною с избу Агафьи…

Вертолета по-прежнему нет. Агафья, как всегда, отказавшись от «мирской еды», нам приносит местное угощение – недавно пойманных рыб, десяток яиц и, на пробу, молоко от новой козы.

Ужинаем у коптилки. Глядя на еду, Геннадий со смехом произносит знакомую фразу: «Хорошо сидим!» Но в веселых словах и тревога – сколько еще сидеть?..

Но вот замерзла ночью вода в ведерке, стоящем у входа в избушку, дрогнул барометр, и сквозь туман, как через марлю, ночью я видел звезды… Утром, однако, опять потеплело, опять стал падать тихий снежок. «Хорошо сидим!» – приветствуем друг друга за завтраком. Прикинув работу на день, расходимся снарядиться, и вдруг с топором в руке забегает в избу Сергей: «Вертолет!!!» Не верится. Прикладываю ладони к ушам – вертолет! Кто ожидал вертолет осенью в геологических, топографических, лесоустроительных экспедициях, поймут состояние наше, хотя и ждали-то мы недолго – пять дней.

Общий снимок с летчиками и учеными. Агафья впервые становится в середину, держа пальцы крестиком – оправдание перед Богом за суету. Наскоро по отдельности с каждым из остающихся прощаемся.

И летим! Награда за все – желтое море тайги с темными силуэтами кедров и елей. Кто не видел этой осенней картины в Саянах, не знает, какой красивой бывает Земля.

2000 г.

Коза – в подарок

Волны жизни людской докатываются сюда изредка – с появлением редких теперь вертолетов. А жизнь таежная – рядом. И хотя не всегда она на виду, все же ее дыхание чувствуют. К осени чаще и ниже над речкой летает ворон. («Клюв у него, как кайло», – определяет Агафья.) У жилья появилась пропадавшая где-то летом веселая птичка поползень. От избушек улетая, держит он в клюве кедровый орешек. «У вас ворует…» – говорю я жильцам. И точно. В тугом мешке азартный воришка остреньким клювом проделал дырки, похожие на попадания пуль, и неустанно, день за днем, прячет добычу где-то рядом, в тайге. Орехи второй уже год в этих местах не рождаются, и Агафья с ворчанием окутывает мешок пленкой.

Желающих чем-нибудь поживиться в «усадьбе» немало. В этом году напастью стали бурундуки и мыши, опустошившие полосу ржи. Теперь, осенью, бурундуки отдалились, зато мышей холода погнали к избушкам – прорва крупных полевок! Четыре кошки так на мышах отъелись, что не резво уже гоняются за добычей, а поймав, не едят, приносят и кладут на пороге – служим! В помощь мышеловам Агафья расставила в нужных местах давилки (насторожка с приманкой и доска с камнем). Давилки срабатывают регулярно. Агафья в своем закутке не ленится при свете фонарика ночью делать новые насторожки, и к утру под дощечкой давилки – очередная таежная гостья.

Главная неприятность – там, где стоят сети и ловушки возле плотины. Тут защититься от грабителей трудно. Своей законной добычей считают застрявшую в западнях рыбу норка и выдра. «Норка поганит рыбу», – объясняет Агафья, показывая нам сети, в которых резвый зверек выедает лакомые части хариусов, не повреждая, однако, сети. Но сущее бедствие – выдра. С началом хода рыбы она откуда-то переселилась поближе к снастям и тут орудует по ночам, а бывает, и днем. «Иногда ее видим игриво плывущей в реке, – говорит Ерофей. – Пытаемся испугать выстрелами. Не боится! Ставим возле сетей капканы – обходит!» Похищение рыбы – потеря ощутимая для людей. Установка «заездки» (плотины), чистка ее от плывущей осенней листвы – тяжкий труд для двух женщин, иногда ночующих при костре у плотины ради двух-трех десятков некрупных рыбок. Особое огорчение – рваные сети после набегов выдры. Их приходится вынимать и латать. А вода-то при снеге уже ледяная. У Агафьи от копания в земле и от холода руки в трещинах, да и стояние в воде в резиновых сапогах прибавляет болезней. Но рыба – единственный после яиц и гороха белковый продукт в здешней пище, и ловля рыбы по осени – святое дело для женщин.

Хозяин в здешней тайге медведь. Лыковы всегда медведей боялись. С одним, агрессивным, вели опасное безоружное противоборство. Избавились от медведя, когда с помощью геологов поставили на тропе его самострел.

К нынешнему обиталищу людей медведи постоянно приходят. Их привлекает запах жилья, блеянье коз и кудахтанье кур. Один пробовал раскопать погребение Карпа Осиповича Лыкова (в 1987 году). Медведи, правда, остерегаются подходить близко. Агафья по периметру «усадьбы» развешивает тряпки, полагая, что звери боятся красного цвета, но старые ведра на кольях, по которым стучат камнями, возможно, средство самое верное напугать таежного гостя. Случай, пережитый Надеждой минувшим летом, заставляет к медведям относиться серьезно.

Надежда, стоя в воде, выбирала рыбу из сети. Разогнувшись, она увидела зверя, стоявшего от нее в десятке шагов. «Назад было пятиться некуда – вода! А на берегу – он. Уронив сеть, я закричала не своим голосом. И медведь убежал. Что было у него на уме – не знаю. Возможно, он лишь случайно, не видя меня за кустами, вышел к реке. Но теперь