Джентльмен и вор: идеальные кражи драгоценностей в век джаза - Дин Джобб
Бэрри был убежден, что на лестнице стоял именно Артур, и судья Хиббард счел его слова достаточным основанием для признания Артура виновным в попытке взлома и незаконного проникновения. Описывая Артура, просящего судью о снисхождении, один журналист – вероятно, тот же, который ошибся насчет его возраста, – отметил, что подсудимый «благовиден» и «опрятно одет», – и в этом образе уже проступает тот франт, который в свое время будет водить за нос миллионеров и особ королевских кровей. Судья, однако, ответил, что попытки Артура ввести следователей в заблуждение исключают возможность смягчения приговора. К тому же юноша, по всей видимости, утратил поддержку родных. Отца, мол, известили об аресте сына, но он так и не объявился. Артур принялся объяснять, что у отца плохо со здоровьем, что он «искалечен ревматизмом» и не в состоянии ехать в питтсфилдский суд.
Судья назначил максимальное наказание – пять лет в реформатории Массачусетса. Тот суровый приговор, как напишет питтсфлдская газета «Беркшир Игл» пару десятилетий спустя, «ознаменовал собой окончание его любительских занятий и дебют в качестве профессионала».
Артур на суде сказал правду. Магазин ограбили еще до того, как его поезд остановился в Питтсфилде. Один из самых выдающихся в истории воров прославится благодаря именно таким преступлениям, но вот конкретно этого преступления он не совершал.
* * *
В реформаторий Артура доставили в наручниках. Массивное здание в городке Конкорд, в двадцати милях к западу от Бостона, выглядело так, словно архитектор пытался скрестить армейские бараки с часовней. Восьмигранная, увенчанная башней центральная ротонда нависала над распростертыми крыльями здания с высокими окнами и камерами внутри. Оформление вновь прибывших проходило с эффективностью заводского конвейера. Сначала Артура взвесили, замерили рост, затем он подписал разрешение администрации вскрывать личную почту и выложил все деньги, которые вернут при освобождении. Волосы ему коротко остригли – «безжалостно обкорнали», как выразился один бывший арестант. Когда он переоделся в тюремную робу, его сфотографировали в профиль и анфас, замерили окружность головы, длину среднего пальца, левой ступни и прочих частей тела, включенных в систему бертильонажа[6], чтобы его могли идентифицировать, если он повторно нарушит закон. Весьма вероятно, что отпечатки пальцев тоже сняли, поскольку дактилоскопию уже успели провозгласить идентификационной системой будущего. Камера с кирпичными стенами и стальной решеткой-дверью с трудом вмещала кровать, умывальник, туалетное ведро и маленький столик со стулом.
«Конкорду» – как обычно называли реформаторий Массачусетса – на тот момент было почти сорок лет, его создали как альтернативу государственным тюрьмам – исправительное учреждение для несовершеннолетних, для осужденных за мелкие правонарушения и для отбывающих наказание впервые. «Всегда следует иметь в виду коррекцию непослушания параллельно с образованием, адаптированным под особые нужды и способности юношей, – писала о “Конкорде” одна бостонская газета тех времен. – Их поместили туда не столько ради наказания, сколько ради обучения». Они оказались там, как объяснил один судья по делам несовершеннолетних, который отправил в «Конкорд» свою порцию арестантов, поскольку «с ними не справились ни семья, ни школа, ни церковь». Реформаторий считался последним шансом уберечь непокорных подростков от преступной стези.
Артур привык к тамошнему режиму работы профессиональных курсов и учебы. По будням в полседьмого утра его будил раздражающий звук «постылого звонка», по выражению того же бывшего арестанта. В мастерских реформатория изготавливали обувь, одежду, мебель для больниц и других государственных заведений. Там можно было выучиться хоть на гравера или печатника, хоть на каменщика, плотника или водопроводчика. На огороде выращивали овощи к обеду.
В конце рабочего дня реформаторий превращался в подобие закрытой школы-интерната. Обитатели «Конкорда» посещали вечерние уроки – «аспирантуру», как в шутку называли их местные сотрудники, – чтобы подтянуть свое общее образование. «Поощрялось чтение книг из тюремной библиотеки, чья коллекция насчитывала шесть тысяч томов, в том числе духоподъемные произведения о людях, которым довелось бороться за жизнь и выйти победителями», – отмечал капеллан Роберт Уокер. Приглашенные специалисты читали лекции на самые разные темы – пчеловодство, угледобыча, прогулки по Норвегии, жизнь в далекой Сибири. Десятки заключенных примыкали к кружкам, которые собирались дважды в месяц для обсуждения столь серьезных материй, как этика, литература, трезвый образ жизни. Подопечные совместно с персоналом выпускали еженедельную газету на шестнадцати страницах, где публиковались стихи и проза заключенных, а также колонка «Новости внешнего мира». Спортивные и военные секции развивали физическую форму и воспитывали дисциплину.
Но под поверхностью проглядывала темная, суровая реальность. Некоторые узники «Конкорда» исправлению не поддавались, «гордились своими криминальными наклонностями» – по словам одного из местных законодателей – и «при любой возможности развращали других». Кроме Артура, там содержалось около семисот человек в возрасте от пятнадцати до тридцати шести. Большинство из них, как и он, сидели за кражу или незаконное проникновение, но некоторые получили сроки за разбой, грабеж, изнасилование или поджог, и никаких мер, чтобы организовать содержание юных и восприимчивых отдельно от искушенных и неисправимых, не принималось.
Один политик, приехавший ознакомиться с жизнью «Конкорда», пришел в ярость, обнаружив «мальчишку в коротких штанишках в компании закоренелых бандитов». И из-за этого ядра матерых преступников все усилия по реабилитации, которой добивались в мастерских и классных комнатах, зачастую шли насмарку. По мнению газеты «Фитчбург сентинел», реформаторий был не более чем «школой криминального образования». Рецидивисты, представавшие перед судом за новые преступления, нередко оказывались – как называла их пресса – «выпускниками Конкорда». Один подросток поведал судье, что заключенные посвящают «досуг планированию преступлений, которые предстоит совершить на воле». Если Артур уже тогда собирался совершенствоваться на поприще краж и проникновений в дома, то недостатка в учителях «Конкорд» не испытывал.
* * *
В марте 1915 года, отсидев семь месяцев, Артур получил право претендовать на условно-досрочное освобождение. Арестанта могли выпустить раньше срока, если он хорошо себя вел, следовал правилам, осваивал то или иное ремесло и повышал уровень образования. Артура вызвали на собеседование. Администрация изучила историю его работы и поведения, проверила в том числе, брал ли он книги в библиотеке и посещал ли воскресные богослужения. Комиссия обычно отказывала тем, у кого нет работы, жилья и близких, которые будут за ними приглядывать. «Если вышедший из тюрьмы сразу не найдет работу, – предостерегал в “Бостон Глоуб” член одной из таких комиссий, – он будет открыт искушениям преступного мира».
Родители навещали Артура в «Конкорде», он убедил их в своей непричастности к питтсфилдским кражам, и они подтвердили, что сын
