Игра в городки - Юрий Николаевич Стоянов
– Ну, как-то так… Неплохо, да, Юрик? Попрошу на выход!
Мы вальяжно ступаем на трап. Илья как глава дружественной державы приветственно машет ладошкой встречающим. Музыка гремит, артисты танцуют. Нам остается сделать пару шагов, чтобы надломить каравай и окунуть его в солонку. И вдруг откуда-то из-под трапа появляются два амбала в одинаковых черных костюмах с гарнитурами в ушах, берут нас под руки, и один из них сквозь зубы говорит:
– В сторону быстро отвалили на хер! Быстро, быстро, я сказал! Освободили проход!!!
По трапу спускаются поддатые американцы, к ним все бегут: и танцоры, и начальство, и девушки с хлебом-солью. Это их встречают. Это они высокие гости! А мы минут пять постояли под трапом под присмотром охраны, а потом вместе со всеми пассажирами поплелись к аэропорту.
Позже выяснилось, что эти двое, которым оказали высокий прием, были сотрудниками ООН. Они приехали для мониторинга молдавско-приднестровских отношений… Илюха был страшно обижен и через местных друзей-евреев искал выходы на президента Молдавии, чтобы выразить свое негодование, но они объяснили ему, что им проще выйти на президента Израиля.
Илюша был прав в самолете: встретили нас «как-то так»!
Артист
Эту историю рассказал мне известный журналист Михаил Гусман – родной младший брат Юлия Гусмана. Она о потрясающем артисте Сергее Юрьевиче Юрском.
У Юрского в 70-е годы был серьезный конфликт с Ленинградским обкомом КПСС и лично с первым секретарем обкома Григорием Романовым. Точнее, конечно же, наоборот, у Романова был конфликт с Юрским. Во всем, что делал артист, власть слышала какой-то намек, какой-то не угаданный ею и оттого сильно раздражающий подтекст.
Однажды Романов вызвал к себе главного дирижера Симфонического оркестра Ленинградской филармонии Евгения Мравинского и начал его отчитывать:
– Почему во время зарубежных гастролей от вас музыканты бегут?!
А народный артист СССР, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии и всемирно известный дирижер ответил ему:
– Нет, Григорий Васильевич, это они от вас бегут!
В ту пору Юрского в кино не снимали, концерты не разрешали, но помощь пришла из Азербайджана, где Сергей Юрьевич стал частым гостем. В Баку у него не было запрета на профессию. Он там снимался, выступал со своими знаменитыми чтецкими программами и бывал гостем в семье Гусманов.
Соломон Моисеевич – глава семейства (знаменитый в республике врач, профессор) – в то время тяжко и неизлечимо болел и был прикован к постели. Однажды он обратился к Юрскому, который уже собирался уходить в гостиницу:
– Сереженька! Я вас обожаю, вы уникальный артист! Я знаю все фильмы, в которых вы снимались. Я пересматривал их по нескольку раз, но… Но я, увы, ни разу не слышал вживую, как вы читаете поэзию. Наверное, и не услышу уже. Очень жалею об этом.
Сергей Юрьевич сказал какие-то ободряющие слова больному и откланялся.
Через час он вернулся. На нем был черный концертный костюм, белая рубашка с бабочкой, обут он был в лаковые туфли. Он подошел к кровати Соломона Моисеевича и объявил:
– Александр Сергеевич Пушкин. «Евгений Онегин». Отрывки из романа в стихах. В начале несколько слов от себя. Пушкин начал работу над «Евгением Онегиным», находясь в ссылке на юге. Ему было в это время двадцать три года…
Далее следовал длинный эпиграф на французском и короткий – из Вяземского: «И жить торопится и чувствовать спешит», а потом уже знаменитое «Мой дядя самых честных правил, когда не в шутку занемог…».
Выступал Юрский для одного зрителя один час и тридцать минут. Полуторачасовой концерт для умирающего доктора.
Мне часто задают вопрос: «А в чем разница между актером и артистом?» В разное время я по-разному отвечал. Но сейчас я думаю, что актер – это просто принадлежность к профессии, а АРТИСТ – это… Ну это же так просто! АРТИСТ – это Юрский!
Майами 1998
(Первые гастроли в США)
В Майами мы летели долго и сложно. По-моему, так: Питер – Москва – Шенон – Анкоридж – Нью-Йорк – Майами. Пять раз взлетали – и пять раз, слава богу, приземлялись. Пять раз хмелели – и пять раз успели протрезветь. Прилетели вообще никакие! Больше двадцати часов заняла дорога. Разница во времени с Москвой – минус девять часов. В аэропорту нас встречали местные продюсеры Саша и Сеня. Относительно «местные»: в прошлом один из Кишинёва, другой из Киева. Поздоровались, познакомились… Саша и Сеня предложили сразу поехать пообедать в ресторан, а уже потом – гостиница и обзорочка по городу для общего развития. Но Илюха вдруг заявил:
– Сначала – в стриптиз!
– Зачем? – удивились Саша-Сеня.
– Он никогда не был в стрип-баре, – объяснил я.
– А там как в музее – «руками не трогать»? – поинтересовался Илюша.
– Трогать можно, но за бабки, – объяснили Саша-Сеня, – а за «просто позырить» – разменяешь червонец и будешь класть ей по доллару в трусы.
– Это мне подходит, – сказал Илюха, – гульну на треху!..
Когда мы подходили к бару, я увидел, что Лёлик (я так Илюшу называл) идет и спит на ходу. Не зевает, не подремывает, а реально спит! Два раза я спас его от встречи со столбом.
На улице было жарко и душно, а в полутемном баре – прохладно и безлюдно.
– А где извращенцы? – спросил Илья.
Саша-Сеня окинули взглядом пустой зал, показали на нас и сказали:
– Вот!
На входе нам разменяли десять баксов по доллару. Все купюры лежали у кассира под кварцевой лампой.
– Зачем? – спросил я.
– Увидишь, – загадочно сказали Саша-Сеня.
Мы сели на барные стулья, уронив локти на пустой подиум, где были установлены два пилона – никелированные шесты для стриптизерш.
– А где телки? – сонным голосом спросил Лёлик.
– Сначала надо чего-нибудь заказать в баре, – ответили Саша-Сеня. – Мохито будете?
– А че за хрень?
– Ром, лайм, мята, спрайт и лед.
– Не, не хочется смешивать после самолета. Нам вискарика лучше.
Принесли виски на дне огромных стаканов.
– А если я очки дома забыл, то как догадаться, что они принесли виски? По запаху? – спросил Илюха.
– Нет. Просто нужно попросить ДАБЛ, – объяснили Саша-Сеня.
– Тогда уж лучше ТРИбл, – сказал я.
– А еще лучше ЧЕТЫРЕбл! – добавил Илюша.
Наконец-то на подиум вышла темнокожая женщина в длинном платье и начала привычно и неохотно
