«Жизнь – счастливая сорочка». Памяти Михаила Генделева - Елена Генделева-Курилова
медленно
как в залив.
IX
Не страх я вел за ошейник зверя
а зверя тревожного через зал
сам
распахивать дома двери
перед теми
кого не звал
но не извне
а затылка рядом
ответили:
«я!»
и шажок к шажку
прошла Мария по бильярдной
и выпила коньяку.
X
Узок зрак устремленный на
а наоборот
широк
и точка зренья как есть нужна
в игре костяных шаров
закроем глаза
состояние мрака
как в прятки с небытием сравня
нет скажем тебя без меня
зевака
а
наоборот
меня.
XI
Снаружи
припавший к оконной раме
загляни он в дом
свет горел
ну а мы играли
все
своим чередом
но себя очевидец не обнаружил
и по словам его
из сада
(если смотреть снаружи)
в доме
не было никого.
XII
И качнулись
сырого моря
мясы
а небо на спинах их
подмигнуло и вскачь понесло гримасы
на
в черной пене
губах своих
лбом об барабан турецкий
так
что враз захромав
суки по комнатам детским
жмурились при громах.
XIII
Ах
встал белый вал
а сидящие пали
на корточки серые рядом и при
смерч
драл
накрутивши на пальцы пальмы
с них осыпались нетопыри
Идем!
обернулась и проговорила
(сел и стал ее голос сам)
идем – сказала тогда Мария —
смотреть как смывает сад.
Романс «Мотыльки»
В такие дни
на дне которых
тьма
уже и не
метафоре
сродни
в такие наши дни
хихикать от ума
писать «Труды и дни»
смотреть
как черные
на свет
летят
и белые на темень
мотыльки
на слух учиться тишине
которой нет
здесь на земле
но
есть
в конце строки
о нас ведь
ада голоса
уже слышны
и нас
уже зовут
по именам
но насмерть
мы не помним
наши сны
а насмерть спящие
уже
не верим снам.
Другое небо
Т.
I
И
еще о любви
о моя погибель
и еще немножечко
и
тишины
смерть
сидит в пустыне
лицом в Египет
босы-ноги
на край
войны
ветер лает
шакала носит
караван горбами гружен надежд
смерть
сидит
в пустыне
лицом
с
глазами
открытыми
во
соляном дожде
на базаре купила она с бирюзою
где саму
купил ее до войны
офицерик местного гарнизона
так
и не выскочивший в чины.
II
У мертвых собственный язык
у них другие имена
другое небо на глазах
и
та же самая война
любимая!
что я сказал!
у мертвых собственный язык
другое небо на глазах
над ними по небу бежит
у мертвых
собственный язык
у них
другие
имена
там
ты – она
и
у нее
тобой коса заплетена
и
имя бывшее мое
перебирает
рот
ее.
VI
На небо я смотрел
на вид
на
вид войны
на белый свет
нет
у меня другой любви
и
этой
тоже нет
дурную память
истребят
серебряный
затянет
след
нет
у меня другой тебя
и
этой
тоже нет
лицо завесь лицо завесь
в три длинных пряди свет завесь
нет у меня другой любви
а смерть
какая есть
Из книги «В садах Аллаха»
«Жизнь твоя разная птичьими буквами ангела…»
Жизнь твоя разная птичьими буквами ангела
в небе подписана к небу подколота
в Городе Имени Неба давно переписана набело
но
не назначены
дата и колокол
ну а музы́чка твоя
каркает вместе с воронами
в солнце полощется под луною стирается
в Городе Имени Неба за городскими воротами
ветер в нее все никак
не наиграется
а это кто там у нас ее рубашонка короткая
а это кто там у нас русская
голая
а это дура-любовь перед воротами
только их восемь ворот
дата и колокол
а вот в трубы дутая с позолотой нежирною
легкая слава твоя с золотыми прожилками
и перед небом один
бормоча слово жимолость
и слово молодость
и снова жимолость.
Церемониальный марш
I
Ибо нас аллах
в рот целовал
шерстяною губой
мой род спускается в котлован
и могилы сержантов берет с собой
чтобы кто присягу разбинтовал
роты мертвые взбунтовал
нет
мы спускаемся в котлован
с Голан барабан с Голан.
II
Тема
интереснее чем мотив
наш Военный Бог наигрался в нас
то ли военрук у нас
дезертир
то ли дирижер наш ушел в запас
на прощание приказав трубить
мы не слышим рыбы мы будто спим
если Он кого-то решил убить
не поспоришь с Ним.
Приказов флаги свисают вниз
Аллах скоро подъедет сам
покосив на скальный карниз
это ровно куда промазал десант
вся капелла на стропах висела
взрыв
сна
смотря не с того конца
покуда огромный орган горы
вуалетки дурацкой не сдул с лица.
III
я вижу все еще с высоты
с балкона своей войны
как к подножью чужой страны
караульные дети
