Королев. Главный конструктор - Мария Стефановна Бушуева

Припомнил Андрей Григорьевич о давнем задании, наверное, из опасения: проверки могут обнаружить какие-то нарушения в финансовой отчетности, касающиеся 150 000 рублей…
Правда, на собраниях, где станут клеймить Глушко за «барство», «высокомерие», близость к «врагу народа» Лангемаку, даже найдут в книге Глушко и Лангемака выданные ими секретные военные разработки института, Костиков, один раз высказавшись, принципиально перестал выступать. Шквал ненависти стал казаться ему неправильным. Нужно честно разобраться в его работе, а не оскорблять человека огульно, тоскливо думал он.
– Почему это вы отмалчиваетесь? – поинтересовался новый парторг Пойда, прижав Костикова к серой стене коридора. – Заняли какую-то ревизионистскую позицию! Неужели у вас нет критики по отношению к Глушко?
– Так я же вам в партком писал о его нарушениях, – объяснил Костиков. – Все в заявлении высказал.
– Я отправил ваше заявление куда следует.
– Собственно говоря, я писал для постановки вопроса в институте.
– Вы как-то подозрительно реагируете на партийное решение!
Костиков похолодел, его ноги окаменели. А суровый парторг уже отбежал и через минуту прорабатывал в темном конце коридора кого-то другого.
Даже не глянув на Костикова, мимо прошел Королев.
Сергей Павлович, шокированный обнародованным в прессе расстрелом Тухачевского и арестами руководства, ни с кем не общается, на общих собраниях реплик не подает, угрюмо бродит один. Только с Щетинковым иногда позволяет себе быть откровенным.
– Ты веришь? – как-то спросил он Евгения Сергеевича.
– Нет.
– Знаешь, зря я с ним воевал. Молодой, выходит, еще был…
Они оба знали, о ком говорят. Имена «врагов народа» не произносились вслух.
* * *
В январе 1938 года Королева вторично понижают: теперь он просто ведущий инженер. А в марте как член «контрреволюционной троцкистской вредительской организации» арестован Глушко. Лангемак назвал на допросе имена «членов организации»: Клейменова, Глушко и Королева. И на суде от своих показаний не отказался. Голованов выдвигает неубедительную версию: не отказался по причине уверенности, что абсурдность обвинения и показаний выяснится в судебном процессе. Гораздо вероятнее: Лангемак после жестоких допросов уже плохо соображал.
Полумертвый Клейменов, попавший, кроме расстрелянного круга Тухачевского, еще и в круг «шпионов Наркомвнешторга» (из-за работы в Германии), все-таки сумел сохранить ясный ум и на суде назвал обвинения ложью, виновным себя не признал и отказался от всех своих показаний, данных следователю С.Э. Луховицкому, которого Голованов называет «натуральным садистом». Генерал Горбатов, арестованный как «враг народа» и не подписавший ни одного протокола, не назвавший ни одного имени, в своих мемуарах писал:
«Допросов с пристрастием было пять с промежутком двое-трое суток; иногда я возвращался в камеру на носилках. Затем дней двадцать мне давали отдышаться…
Вскоре меня стали опять вызывать на допросы, и их было тоже пять. Во время одного из них я случайно узнал, что фамилия моего изверга-следователя Столбунский. (…) До сих пор в моих ушах звучит зловеще шипящий голос Столбунского, твердившего, когда меня, обессилевшего и окровавленного, уносили: “Подпишешь, подпишешь!”
Почти все, кто ставил подпись под протоколами допроса, шли на это после того, как перенесли физические и нравственные муки и больше вынести не могли; многие из них после безрезультатно пытались отречься от своих показаний, которые давали в надежде, что все разъяснится, когда дело дойдет до суда. (…)
Люди, психически (но не морально) сломленные пытками, в большинстве своем были людьми достойными, заслуживающими уважения, но их нервная организация была хрупкой, их тело и воля не были закалены жизнью, и они сдались. Нельзя их в этом винить…»[47]
Королев о показаниях Лангемака (а позже – Клейменова), конечно, не знает, но цепочка для него уже ясна: Тухачевский – Ильин – Клейменов – Лангемак – Глушко… За Глушко обязательно последует он. Во второй цепочке, тянущейся от Эйдемана, тоже есть для него роковое звено… И Туполев арестован, с ним легко установят его связь… Что делать?! Как это предотвратить?! Неужели – конец?! Неужели он скоро исчезнет без следа?!
В члены «троцкистской вредительской организации» были включены дознавателями и другие сотрудники РНИИ-НИИ-3, в частности Победоносцев, – они избежали ареста. Голованов на основании этого факта сделал вывод, что репрессии не подчинялись никаким законам. Внизу пирамиды арестов, наверное, не подчинялись, расползаясь, как ядовитые пауки. Однако историки утверждают, верхние ее этажи были четко отлажены: аресты шли по спирали – от самого узкого звена, ближайшего к центральной фигуре обвинения, до все более широких. Редкие исключения были – кому-то удалось избежать трагической участи, но каждый конкретный случай обосновывался отдельно.
Ю.А. Победоносцев
[РГАНТД. Ф. 134. Оп. 6. Д. 9]
– Костикова поставили руководить технической комиссией по выявлению «вредительской деятельности» Глушко, – в один из тяжелых дней сказал Щетинков Королеву шепотом.
– Сволочь! – выдохнул Королев. – Мог бы отказаться!
– Душкин сказал, это приказ Слонимера. Он получил распоряжение от НКВД.
Охваченный тревогой Королев срочно пишет в райком ВКП(б), жалуется на невыносимую обстановку в РНИИ-НИИ-3, мешающую ему работать, упоминает Клейменова, винит себя, что взял рекомендацию в партию у «врага народа», просит восстановить его в «рядах сочувствующих» – то есть тех, кто разделяет программу партии полностью, кандидатов в ВКП(б). Письмо пересылают в институт, в парткоме принимают решение «в сочувствующих не восстанавливать».
Между тем Андрей Григорьевич снова потерял сон, ему вновь казалось, что наволочка на подушке мятая, и он вставал, ставил чугунный утюг на конфорку и потом долго разглаживал ткань. Никакого раскрытия военных секретов института Костиков, к своему стыду, в книге Глушко и Лангемака не нашел. Но на всякий случай приказал из библиотеки ее экземпляры изъять. И зародившиеся в нем сомнения терзали его теперь все сильнее: а точно ли Глушко вредитель, стучало в его мозгу, может, взрывы его двигателей следствие ошибок? Глушко сейчас ему казался правильнее Королева, ведь Валентин Петрович не отступал от своего азотного двигателя ни на шаг. Это было особенно мучительно.
…Но как могло случиться, что известный инженер с опытом, проектируя двигатель, в котором развиваются такие высокие температуры, применил сталь и не предусмотрел охлаждения?
Костиков ложился, снова вставал с постели, и набегал на него холодной водной рябью страх. И его могут арестовать, если он откажется подписать акт комиссии. Опять же последний взрыв… Двигатель был запущен при грубых отклонениях от инструкции. И Глушко сам указал, что он нервничал и подал