Королев. Главный конструктор - Мария Стефановна Бушуева
– Сергей Павлович, вы своей книгой пропагандируете себя лично, – уныло сказал на одном из институтских собраний Костиков.
– При чем тут я, Андрей Григорьевич?! В книге даже отсутствует моя фотография! Она открывается портретами Цандера и Циолковского.
– Зато в ней есть ложные сведения – опубликована иллюстрация вашего летящего ракетоплана, а ракетоплана, по сути, еще нет.
– Да поймите же, Андрей Григорьевич, – раздраженно сказал Королев, – мы должны создавать общественное мнение, вызывать интерес к ракетным двигателям, наконец, вселять веру, что наши ракетопланы полетят.
– Но ведь нечестно обманывать людей. Все должно быть чисто и правильно, а фотомонтаж в книге поддельный. Я так верил каждому вашему слову, Сергей Павлович… Вполне возможно, вы сами о своих успехах заранее и статьи организовывали в журналах.
– Я?! Сам?! – взвился с места и заорал Королев. – Да я вас сейчас!..
– Что вы меня сейчас? – пробормотал Костиков. – Уволить не можете, вас из начальников убрали.
– А вас вообще нужно из института гнать! Метлой!
– Успокойтесь, товарищи! – призвал Клейменов. – Здесь не дело выяснять личные отношения.
– Отношения в некотором роде общественные, – тихо возразил Костиков. Его слов не услышали.
Образовалась отчетливая трещина, однако кумир еще не был повержен.
– Сергей Павлович, – заметил с легкой усмешкой Глушко после собрания, – поверьте мне, он ищет вашей дружбы. Я его неприязнь давно ощущаю. Причина ее – в вас.
– Дружбы?! Все иронизируете, Валентин Петрович! Костикова надо послать к черту вместе с его педантизмом и всеми его математическими выкладками! Или знаете куда?
– Догадываюсь. Что – такой бездарь?
– Да нет… Ко мне в ГИРД бездари не шли…
В том же 1935 году была издана книга Г.Э. Лангемака и В.П. Глушко «Ракеты, их устройство и применение». Два ракетчика, Королев и Глушко, как рельсовый путь, уже двигались точно в одном направлении.
Авторы подарили книгу Королеву, он ее внимательно прочитал и сказал Валентину Петровичу:
– Работа стоящая. Правда, я – за мирное применение.
– Так и я, Сергей Павлович, за мирное, – в интонации Глушко послышался милый сердцу Королева одесский говорок. – С волками жить…
Костиков тоже прочитал книгу и на техсовете спросил Лангемака:
– Георгий Эрихович, почему в качестве первого автора не указан Борис Сергеевич Петропавловский? Некоторые разделы книги написаны им в 1930 году.
– Вам-то откуда это известно, Андрей Григорьевич? – подчеркнуто спокойно спросил Лангемак. – От Глушко?
– Я сам внимательно слежу за научными разработками по военной теме.
Последним и самым страшным ударом для Андрея Григорьевича стала прозвучавшая новость: Королев на свой ракетоплан решил ставить двигатель Глушко.
Он предал кислород, предал и ГИРД, тоскливо думал Костиков. Все плыло у него перед глазами. В мозгу кружились какие-то темные осколки, их накрывал туман – словно примчалась из ночной тьмы, взлетела над ним и упала прямо на мозг мятая наволочка с его подушки. «Предал нас всех, нас всех предал», – стучало в висках.
Собрание подходило к концу, люди расслабились. На несколько минут наступила тишина.
– Вы ренегат! – внезапно крикнул Королеву срывающимся голосом Костиков.
* * *
А Королев, конечно, никаким ренегатом никогда был, просто траекторию его деятельности определяла мощнейшая интуиция. Сквозь зеленоватые глаза Цандера Королев сумел увидеть путь в грядущее, а в стендовых испытаниях первых двигателей Глушко разглядеть огненный взлет космических кораблей.
«Интуитивный человек никогда не находится там, где пребывают общепринятые реальные ценности, но всегда там, где имеются возможности. У него обостренное чутье на все, что зарождается и имеет будущее, – писал К. Г. Юнг. – …Пока существует какая-нибудь возможность, интуитив прикован к ней как бы силой рока»[44].
Вслед за Королевым гирдовцы-конструкторы Душкин и Корнеев тоже стали присматриваться к двигателю ОРМ‐65 Глушко. В декабре 1938 года как раз Душкин установит на ракетоплан РП-218-1 Королева значительно модернизированный двигатель ОРМ‐65, улучшив, в частности, его систему охлаждения.
Но были в институте и вставшие на сторону Костикова, начавшие открыто воевать с бывшим ленинградцем. Среди воюющих с Глушко – Победоносцев. Правда, годы спустя Юрий Александрович, скорее всего под влиянием Королева, начнет активно от Андрея Григорьевича открещиваться.
Работа над ракетопланом РП-218-1 была принята на заседании техсовета РНИИ 16 июня 1936 года как сверхплановая.
Как Королеву удалось этого добиться? – удивлялся Голованов, пытаясь подробно восстановить дипломатические ходы Сергея Павловича. Ярослав Кириллович бродил в своем воображении по коридорам и залам РНИИ-НИИ-3, и особо впечатлительные нет-нет да и видели мелькающий в дверных просветах полупрозрачный силуэт.
Удивлялся не только он – даже Клейменов.
– Вы вставили РП-218-1 в план? – спросил он Лангемака.
– Подписали-то вы сами, Иван Терентьевич, видимо, будучи подвергнуты внушению, – с почти незаметной насмешкой ответил Лангемак: он дружил с писателем Михаилом Булгаковым, не раз обсуждал с ним образ Воланда и с интересом относился к психологическим опытам. – Разве не помните, что придуманы ракеты не людьми, а демонами? Оттого все и сейчас весьма двусмысленно.
Георгий Эрихович шутит как-то слишком изощренно, подумал Клейменов.
– Пусть придумали их демоны, – сказал угрюмо, – отвечаем теперь и платим за разработку мы. И лично я!
Первое огневое испытание ракетоплана РП-218-1 16 декабря 1937 года прошло успешно.
Уже без Клейменова.
Глава 11
Черные круги
Там тюремный тополь качается,
И ни звука – а сколько там
Неповинных жизней кончается…
А. Ахматова
Иван Терентьевич активно писал в партком и «наверх», сообщал о расколе в институте, созданном группой, требующей возобновления и усиления работ по кислородному двигателю, упоминал фамилии «заговорщиков».
Выяснять, кто первый в стране начал плести эпистолярную сеть, в которую попадут многие, смысла нет. Захваченные газетно-индустриальным пафосом авторы заявлений и жалоб (большинство не относило свои писания к доносам) радели за общее дело, жаждали принести пользу стране, верили, что, вскрывая недостатки в работе других, делают благое дело. Карьерные мотивы сливались с общественными: даже «винтик» ощущал себя частью большой государственной машины, – а личные недобрые страсти (ревность, зависть, корысть) скрывались как незаметные червячки-проволочки в ее мощной конструкции. И когда на страницах газет идеологи обозначат недостатки словом «вредительство» и примутся публично (принимая решения на закрытых процессах) карать главных «вредителей», «врагов», «шпионов», страну накроет отравляющий души смог: зомбированные граждане начнут видеть «вредительство» в любой производственной ошибке или недоработке, подозревать сослуживца и соседа, а некоторые, особо внушаемые, своих друзей и родственников…
Сейчас набирает силу философия трансгуманизма, родившаяся в России: ее основоположниками можно считать философа Н.Ф. Федорова и К.Э. Циолковского. Уйдя на Запад, теория вернулась к нам из-за океана обескровленной, утратившей самое главное – духовное наполнение, превратившись в жесткий материализм. Современные трансгуманисты мечтают, в частности, объединить через интерфейс мозг-компьютер сознания многих людей
