Воспоминания провинциального адвоката - Лев Филиппович Волькенштейн

основной. Его еврейское имя записано в списке членов семьи его отца, Г. Ф. Х. Волькенштейна, в ревизской сказке купцов-евреев Бердичева от 10 июня 1858 г.[26] В документах 1880‑х гг. фигурирует двойное имя, Исаак-Лев, без русифицированного отчества[27]. В 1890‑е гг. двойное имя встречается, но основным становится вариант «Лев Филиппович», который Л. Ф. Волькенштейн использует в личной подписи и на личном бланке для писем, отпечатанном в типографии[28]. Безапелляционная критика Волькенштейном общественной, экономической и творческой роли евреев выглядит как попытка дистанцироваться от еврейской этнокультурной среды, отражая внутренний конфликт между исходной этнорелигиозной принадлежностью и воспринятой идентичностью. Он противопоставляет евреев и русских, а точнее — иудеев и христиан, перенимая высокомерные, предвзятые и мифологизированные представления о евреях. Законодатели и чиновники империи Романовых определяли евреев прежде всего как нехристианскую религиозную группу. Иудаизм представлялся как совокупность непонятных, смешных и опасных обрядов, негативно влиявших на человека и на еврейский народ в целом. Эти представления широко распространялись через русскую литературу и публицистику славянофилов[29]. Евреям приписывали плутовство, обособленность и презрение к другим народам, прежде всего к христианам или к русским, а также стремление их эксплуатировать, что подразумевает обвинения в нечестном использовании плодов чужого труда и нежелании или неспособности к самостоятельному созидательному труду. Это обосновывалось религиозным фанатизмом и результатом неправильного образования на основе изучения Талмуда и служило основанием для ограничения в правах, что Л. Ф. Волькенштейн, сохранивший иудейское вероисповедание, испытал на себе.

Еврейство, адвокатура и права

Осенью 1883 г., когда Лев Волькенштейн поселился в Ростове-на-Дону, его старший брат Иосиф уже имел там большое влияние в торговле, банковском деле и городском управлении, будучи избран гласным Ростовской городской думы[30]. Из воспоминаний видно, что положение старшего брата помогало молодому выпускнику Петербургского университета в отношениях с некоторыми видными представителями купеческой и промышленной среды. Это имело большое значение, поскольку начало его адвокатской карьеры в середине 1880‑х гг. совпало с ужесточением политики в отношении евреев. Из-за негласных ограничений на продвижение евреев по государственной службе Л. Ф. Волькенштейн отказался от идеи служить в Таганрогском окружном суде и занялся частной адвокатской практикой. Однако и в этой сфере ограничения не заставили себя ждать. Запреты на занятие должностей в суде и прокуратуре подталкивали евреев с юридическим образованием идти в адвокатуру. В 1889 г. было издано распоряжение, согласно которому лица нехристианского вероисповедания могли зачисляться в адвокатуру только с разрешения министра юстиции. По воспоминаниям И. В. Гессена, эту меру поддержали некоторые адвокаты-христиане[31]. Были и такие, кто выступал за полный запрет на допуск евреев в адвокатуру, включая и тех, кто принял христианство. Они ссылались на суеверные утверждения о том, что по учению Талмуда зло, причиненное христианину, не считается грехом, а потому евреи якобы не способны добросовестно защищать интересы своих доверителей[32]. Образованная в 1894 г. правительственная комиссия под председательством министра юстиции Н. В. Муравьева долго обсуждала вопрос, балансируя между двумя позициями: принципы реформы 1864 г. считались гарантией правосудия, но независимость юстиции от правительственного контроля казалась несовместимой с самодержавием[33]. Закон о процентной норме на прием евреев в адвокатуру не был принят, но негласные ограничения действовали. Присяжные поверенные продолжали записывать евреев в помощники. Проработав пять лет помощником, человек имел право на включение в сословие присяжных поверенных, то есть на статус полноправного адвоката. Однако помощник, сохранивший иудейское вероисповедание, под разными предлогами не зачислялся в сословие присяжных поверенных. Невключение в сословие не всегда было вопросом финансового достатка. Волькенштейн проработал в статусе помощника около двадцати лет и был, по собственному признанию, финансово благополучен, в том числе благодаря принадлежности его старшего брата к торговой и финансовой элите Ростова-на-Дону. Однако статус помощника означал уязвимость профессионального положения, ставя человека в зависимость от патрона.

По собственному признанию Волькенштейна, отношения у него с первым патроном, адвокатом А. В. Самуильсоном, не ладились. Он не вдается в подробности, но в его личном деле в архиве Новочеркасской судебной палаты сохранились документы на этот счет[34]. Пятилетний стаж Волькенштейна в статусе помощника заканчивался осенью 1888 г. Незадолго до этого в «Судебной газете», издававшейся в Петербурге, появилась большая статья о его адвокатской работе в Ростове-на-Дону. Автор, подписавшийся Х. З., писал, между прочим, что Волькенштейна зачислили в помощники, не собирая никаких справок: «приняли по одной частной рекомендации» (намек на протекцию старшего брата?). Главной темой было поведение «благодарного помощника» (терминология автора статьи) в отношении своего патрона Самуильсона, «старейшего и наиболее уважаемого члена местной адвокатуры». Суть дела была в следующем. У клиента А. В. Самуильсона, горожанина турецкого происхождения, разграбили гостиницу в Ростове-на-Дону. Владелец хотел предъявить гражданский иск, но его ходатайство было на турецком языке. Судебная палата отказала. По словам автора статьи в «Судебной газете», Волькенштейн был на заседании в числе защитников (неясно, кого) и пустил в ход все ресурсы, «чтобы разделать в лоск своего патрона», в частности, обвинив его «в незнании самых элементарных начал процесса» (прошение должно было быть переведено на русский). Автор статьи вскользь упоминал еще два дела, не сообщая детали и приписывая Волькенштейну выпады против коллег и критику их за незнание законов и обстоятельств дела. Таким образом, речь шла не о профессионализме Волькенштейна. Идея состязательного судебного процесса подразумевает взаимную критику адвокатов. Автор статьи представлял проблему с точки зрения нарушения иерархии в отношениях «помощник — патрон». Эмоционально вопрошая, «каково все это (упреки в некомпетентности. — Н. П.) слушать присяжному поверенному, практикующему около 18 лет, от юного помощника», он недвусмысленно заявлял, что «означенные действия [Волькенштейна] могут нехорошо отозваться на нем при зачислении его в присяжные поверенные». Письменных документов об отказе включить Волькенштейна в сословие присяжных поверенных в 1888 г. не найдено. В воспоминаниях он кратко объясняет отказ запретом зачислять иудеев в сословие. Через пять лет, в 1892 г., А. В. Самуильсон сам обратился в Совет присяжных поверенных Харьковской судебной палаты, сообщая об отказе считать Волькенштейна своим помощником. В качестве обоснования он привел пару случаев, когда Волькенштейн, будучи поверенным Ростовской городской управы, т. е. обязанным защищать ее интересы, выступал в суде на стороне ответчиков, против которых эта управа подавала иски. После отказа Самуильсона один из коллег Волькенштейна, А. П. Петров, записал его своим помощником[35], что позволило ему сохранить право заниматься адвокатурой.

В феврале 1905 г., на волне политической либерализации, вызванной революционными событиями, Волькенштейн вместе с И. Д. Гутерманом и А. Л. Черниковым, столь же долго находившимися в статусе помощников из‑за иудейского вероисповедания, наконец были приняты в сословие присяжных поверенных[36].

В полном объеме гражданские права евреи Российской империи получили лишь 20 марта 1917 г., когда Временное правительство отменило все ограничения в правах по принципу вероисповедания и национальной принадлежности. Дискуссия, в которую Л. Ф. Волькенштейн оказался вовлечен в этом контексте, дает дополнительный материал для анализа конфликта еврейства и русскости в