Путешествие в пушкинский Петербург - Аркадий Моисеевич Гордин
Что касается постоянно аккредитованных в Петербурге дипломатов, то они очень деятельно участвовали в придворной жизни. Летом посланников нередко приглашали в загородные царские резиденции. В Павловске их принимала вдовствующая императрица Мария Федоровна, угощала, возила на прогулки в открытых экипажах, вела с ними беседы. Николай I ежегодно устраивал роскошные летние праздники в Петергофе, Царском Селе и Гатчине: по утрам высшее общество и дипломаты наблюдали парады и маневры войск, а вечерами присутствовали на придворных балах и концертах. Французский поверенный в делах барон Бургоэн вспоминал о небывало блестящих праздниках 1830 года в Петергофе, где присутствовали принц Вильгельм Прусский, будущий король, и шведский наследник престола принц Оскар. Бургоэн пишет и о пышных балах зимой 1829/30 года по случаю заключения Адрианопольского мира: «Самый замечательный из них был бал при дворе, в котором явились боги и богини Олимпа, одни в богатых и изящных костюмах, другие в комическом одеянии. Русские и французские стихи были читаны или петы этими аллегорическими лицами».
Время от времени в Зимнем дворце устраивались утренние приемы для дипломатического корпуса. Дипломатов выстраивали в шеренгу, как солдат, и император, следуя вдоль ряда, здоровался и беседовал то с одним, то с другим. Порой Николай приглашал с собой дипломатов в инспекционные поездки. То он отправлялся осматривать Кронштадтскую крепость вместе с английским поверенным в делах, чтобы продемонстрировать представителю Лондона морскую мощь России. То, уезжая в Новгородские военные поселения, брал с собой французского дипломата, дабы похвастаться благоустройством и порядками, заведенными в поселениях Аракчеевым.
Большинство иностранных дипломатов стремилось к сближению с русским двором и высшим обществом. Такое сближение было существенным для успеха дипломатической деятельности в любой столице, а в Петербурге – особенно. «Петербургское общество, – писал французский дипломат, служивший в России в конце 1820-х – начале 1830-х годов, – всегда очень сдержанное в своих речах относительно вопросов внутренней русской политики, выражалось часто с некоторой свободою о делах других государств. При таких отзывах, особенно по делам Франции, можно было отличить оттенки партий…»
В России не было ни парламентской, ни газетной полемики, в которой высказывали бы свои взгляды представители различных общественных сил. Получить неофициальную информацию о том, что действительно происходит в стране, о настроениях в обществе и в правительстве иностранный дипломат мог только в столичных салонах и гостиных. Иностранные послы были постоянными посетителями гостиных вице-канцлера Нессельроде, председателя Государственного совета Кочубея, петербургского почт-директора Булгакова.
Многие иностранные дипломаты сами устраивали у себя приемы, вечера и балы, на которых собирался петербургский высший свет. В 1830-х годах одним из самых примечательных был салон австрийского посла Фикельмона. Его жена – Дарья Федоровна – приходилась внучкой Кутузову. В доме посла жила и мать Дарьи Федоровны, дочь Кутузова – Елизавета Михайловна Хитрово. О собраниях, хозяйкой которых по утрам бывала Е. М. Хитрово, а вечерами ее дочь, П. А. Вяземский впоследствии вспоминал: «Утра ее (впрочем, продолжавшиеся от часу до четырех пополудни) и вечера дочери ее, графини Фикельмон, неизгладимо врезаны в памяти тех, которые имели счастье в них участвовать. Вся животрепещущая жизнь европейская и русская, политическая, литературная и общественная имела верные отголоски в этих двух родственных салонах. Не нужно было читать газеты: в салонах этих можно было запастись сведениями о всех вопросах дня».
Частым гостем в доме Фикельмонов и Хитрово был Пушкин. В январе 1831 года поэт писал Е. М. Хитрово из Москвы: «Ваши письма – единственный луч, проникающий ко мне из Европы». Обсуждая в следующем письме к ней европейские дела, Пушкин замечал: «Итак, г-н Мортемар в Петербурге, и в вашем обществе одним приятным и историческим лицом стало больше. Как мне не терпится очутиться среди вас…» (Герцог Мортемар – французский посол в России.) Пристально следя за развитием международной ситуации, Пушкин в это время особенно интересовался политическими новостями из Парижа. Летом 1831 года поэт отозвался на европейские события стихотворениями «Клеветникам России» и «Бородинская годовщина».
Размышляя о судьбах России, изучая ее историю, Пушкин много занимался прошлым русской дипломатии. Взглядом историка оценивал современную ему внешнюю политику страны. Составить себе достаточно полное представление о ней Пушкину помогало знакомство со многими русскими и иностранными дипломатами. Так, Пушкин был хорошо знаком с французским послом в Петербурге Барантом, сменившим Мортемара. Будучи литератором, Барант интересовался состоянием авторского права в России. Сохранилось письмо к нему Пушкина на эту тему.
Зловещую роль в дуэльной истории Пушкина сыграл нидерландский посланник в Петербурге барон Геккерн. По отзыву современника, это был человек, «которому все средства казались позволительны для достижения своей цели, известный всему Петербургу злым языком, перессоривший уже многих, презираемый теми, которые его проникли». Из-за скандального участия в дуэльной истории Пушкина Геккерн был выслан из Петербурга.
В общественной жизни России Пушкин играл столь существенную роль, что известие о его смерти стало предметом обширной дипломатической переписки. Многие иностранные дипломаты послали своим правительствам подробные донесения о гибели Пушкина.
«Смерть Пушкина представляется здесь как несравнимая потеря страны, как общественное бедствие… – писал в Берлин прусский посланник, – думаю, что со времени смерти Пушкина и до перенесения его праха в церковь в его доме перебывало до 50 000 лиц всех состояний».
То, что весть о гибели Пушкина сделалась темой дипломатических депеш, свидетельствовало о значении этого события для России. Интерес западных правительств к судьбе великого поэта говорит еще и о возраставшем значении Петербурга в европейской жизни – не только экономической и политической, но и умственной, духовной.
Глава девятая
«Все флаги в гости будут к нам»
Сюда по новым им волнам
Все флаги в гости будут к нам…
Так во вступлении к «Медному всаднику» передал Пушкин надежды основателя Петербурга на будущее новой столицы – центра торговых связей России с Европой и всем миром.
К началу второго столетия существования Северной столицы эти надежды уже вполне оправдались. Петербург стал важнейшим торговым центром империи, крупнейшим портом, принимавшим большую часть приходивших в Россию купеческих кораблей.
Корабли приходили из Германии, Англии, Франции, Дании, Голландии, Швеции, стран Америки и Африки – до двух тысяч в год. Как сообщала газета «Северная почта» 18 июня 1815 года, только «с 23 мая по сие число прибыло к здешнему порту 327 купеческих судов, в том числе российских 16, английских 182, прусских 22, шведских 19, норвежских 7, датских 17, португальских 5, голландских 5, гамбургских 1, любекских 8, ростокских 14, мекленбургских 18, ольденбургских 3, бременских 3 и американских 7. Из сих судов 198 прибыли с балластом, а прочие с разным товаром, как то: с вином, устрицами, сельдями, плодами, буковым деревом и проч.».
Товарооборот Петербургского порта составлял более
